Левон Сюрмелян - К вам обращаюсь, дамы и господа

Оник взял скрипку и пошёл. Но о том, что произошло на берегу Дона, в аллее влюблённых, он так и не рассказал. А мы его и не спрашивали.

Даже я вошёл в роль романтического героя. Анаид меня портила. Её клуб пригласил нас с Оником на экскурсию. Мы сходили в армянский монастырь, усыпальницу литераторов. Там были похоронены Микаэл Налбандян и Рафаэл Патканян. [23] Микаэл Налбандян (1829–1866) — известный армянский писатель, общественный деятель, революционер-демократ. Рафаэл Патканян (1830–1902) — известный армянский писатель, дал высокие образцы гражданственной поэзии. Оба — и Р. Патканян и Н. Налбандян — выходцы из Нового Нахичевана (Ростов-на-Дону) и похоронены там. Новый Нахичеван — большая колония армян, переселённых из Крыма в конце XVIII века для экономического укрепления юга России. (Примечание И. Карумян). Затем мы пообедали на свежем воздухе и стали играть в разные игры.

Вечером, возвращаясь домой, мы оказались с Анаид одни. Остальные девушки прошли с песнями вперёд. На голове у Анаид красовался венок из полевых цветов, и она казалась частицей этого чарующего летнего вечера. Мы пошли напрямик через пшеничное поле. Она указала на луну.

— La Lune, n’est-ce pas? — сказала она.

— Oui c’est la belle Lune de la Russie. [24] — Луна, не так ли? — Да, прекрасная луна России (франц.).

Неожиданно она метнулась в сторону, как молодая лань, бросая мне вызов поймать её. Я так и сделал, промчавшись за ней почти по всему полю. Вдруг послышалось хлопанье крыльев — это из-под ног вылетела куропатка. Анаид вскрикнула и бросилась ко мне.

— Трусиха! — сказал я, поймав её в объятия. Но я поскользнулся, и мы скатились вниз по склону колючей пшеницы.

— Спасибо, — сказала она, когда я её поднял. А поскольку она стояла тихо, прильнув ко мне, я дерзко обнял её, крепко прижимая к себе. Я думал, она даст мне оплеуху и поразился, когда она позволила обнять себя ещё крепче, ровно столько, сколько мне хотелось. Ни слова протеста. Вспомнив, однако, что любовь — это слабость, недостойная сверхчеловека, я выпустил её из объятий, оттолкнул от себя. Я даже не попытался поцеловать её.

— Ты — опасна, — сказал я.

— Опасна? — Она, казалось, обиделась. Потом разгладила руками юбку, поправила волосы, надела венок, и мы продолжили свой путь через пшеничное поле слишком взволнованные, чтобы говорить.

Мы исключили из общества Арсена за игнорирование священного ритуала утренней зарядки и за явное нежелание становиться сверхчеловеком. Мы и раньше его не особенно жаловали и знали, что интеллектуального совершенства, необходимого сверхчеловеку, он никогда не достигнет. Баграт Еркат изгнал его. Арсен мне впервые стал нравиться: ведь он фактически бросил вызов «обществу сверхлюдей». Мы осыпали его бранью и наемниками, а он принял всё, не проронив ни слова, хотя был самым сильным мальчиком нашей школы. Это явилось началом падения Баграта Ерката.

Необходимые для поездки в Константинополь деньги мы собрали со своих ростовских соотечественников. Теперь, когда наша казна была почти полна, надо было поехать в Ейск, чтобы «спасти» тех многообещающих новичков, которых после нашего отъезда Баграт Еркат обратил в свою веру. Эту деликатную и рискованную миссию возложили на Оника. Поцеловав Вардапету руки, Оник притворился, будто полностью раскаивается, и добился его благосклонности. Его снова приняли в школу. Вардапет надеялся, что и мы тоже последуем примеру Оника. Он знал, что причина всей этой смуты — Баграт Еркат и так боялся его влияния, что ходил с заряженным пистолетом в кармане. Через несколько дней Оник сбежал, уведя с собой семерых новичков, и наше общество сверхлюдей в Ростове пополнилось новыми членами.

Я не знал, что думали о нашей организации мои товарищи. Мы не решались обсуждать это, когда бывали вместе. Но я страдал и мучился, мне недоставало союзников. Если бы я показал своё истинное лицо, Баграт Еркат мог приговорить меня к смерти. Невозможно было предугадать, на что он способен, и я боялся его. Даже если бы я сбежал в Америку, он стал бы преследовать меня через местный комитет этой зловещей всемирной организации. Куда бы я ни поехал, попаду им в лапы.

Но постепенно мы, трое старших, начали сомневаться в существовании подобной организации и заподозрили, что Баграт Еркат дурачит нас. Тогда мы стали готовить против него заговор. Найдя союзников — новички были не в счёт, они слепо следовали за старшими — я перестал его бояться.

Но нам нужно было держаться вместе: общий паспорт для выезда из России находился у Баграта Ерката. Даже в этом вопросе мы предоставили ему роль лидера. В нём было и человеческое обаяние: иногда Еркат бывал очень остроумен. Он мгновенно сочинял стихи, где бы ни находился — на улице, в государственном учреждении, в магазине, а затем громко зачитывал всем, кто желал послушать. Одни стихи он посвятил чиновникам паспортного отдела, другие — работникам билетной кассы, ещё несколько стихов — загадочной девушке, сидящей у окошка этажом выше нас. Она стала девушкой его поэтической мечты. Чувственности в этом не было.

Проведя три бесшабашных месяца в Ростове, мы поехали в Новороссийск. Азовское море с его ровными берегами и мелководными бухтами было истинно русским, а Чёрное море — нашим морем. Здесь даже воздух вызывал тоску по Трапезунду, по высоким сосновым лесам Понтия. Мы вновь увидели горы. Отсюда начиналась оконечность Кавказского хребта.

Мы видели, как Вардапет с оставшимися малышами и Полем поднимаются по трапу на пароход, отплывающий в Венецию. Как мне хотелось уехать с ними! К этому времени я осознал свою ошибку, но был слишком горд, чтобы признаться в этом Вардапету.

Нвард и Евгине всё ещё были в Новороссийске с доктором Метаксасом. Рядом с чистенькими сёстрами мы с Оником выглядели настоящими оборванцами. Доктор отослал свою семью в Афины и намеревался позднее присоединиться к ней. Мы наврали им с три короба о том, что и в Константинополе получим прекрасное образование.

Отплыли мы на русском танкере и нам пришлось претерпеть в море много неудобств. Почуяв нашу скрытую враждебность, Баграт Еркат держался обособленно. По приезде в Константинополь мы расстались с ним, так и не выяснив, кем он был на самом деле.

Армянские власти послали нас в Западную Бутанию в недавно открывшийся приют в монастыре Армаш около Измида. Путешествуя по лесистым холмам Бутании, мы миновали древнюю Никею. Здесь, под этим самым небом, отцы церкви решили, что в лице скорбного Христа они открыли наконец тайну бессмертия. Но не было ли и это иллюзией? Мне было грустно, ужасно грустно. Как бы я хотел, чтобы люди могли возвыситься до совершенства и бессмертия полубогов. Даже зная, что Баграт Еркат обманул нас, я отдал бы всё, лишь бы верить, что всё, сказанное им, — правда.