Саймон Монтефиоре - Сашенька

Зеленым подчеркнуто «пари». « Где - то в 00.33 они вывели заключенную Цейтлину во двор возле служебных гаражей, хорошо освещенный фонарями.

Температура на улице была приблизительно 40° мороза.

Голубев: Когда она вышла во двор, мы привели приговор военного трибунала в исполнение, но в пьяном угаре, из - за непростительной задержки товарища Сатинова… мы привели его в такой недопустимой, легкомысленной и развратной манере. Да, я признаю, нам была интересна эта агент - соблазнительница как женщина».

Катенька похолодела.

— Господи, — прошептала она.

— Они ее изнасиловали?

— Нет, если бы изнасиловали, так бы и сказали, — ответил Максим. — Но их явно заворожила ее красота, ее репутация соблазнительницы.

Они слышали о записи утех Сашеньки и Бени.

«Сатинов: Я приехал в 3.06 и заметил во дворе нечто необычное, там, где водитель припарковал мою машину. Я раньше говорил Центральному комитету, что моя задержка частично была вызвана этим безобразием.

Комендант Голубев был пьян и попытался утаить то, что совершил. Я выслушал майора Блохина и сверился со списком приговоренных к расстрелу.

Я заметил, что отсутствует заключенная Цейтлина, и приказал коменданту отвести меня к ней. После этого приказал коменданту Голубеву и майору Блохину начинать.

Заключенных приводили в камеру, специально оборудованную для этих целей. Я, от лица ЦК, засвидетельствовал расстрел 122 заключенных. Будучи преданным партии коммунистом, я обрадовался ликвидации этих врагов народа, предателей и негодяев.

Голубев: Мы попрали высокие моральные принципы Коммунистической партии, но я душой и сердцем предан делу партии и лично товарищу Сталину. Я готов к суровому наказанию, вверяю свою судьбу в руки ЦК. Около трех, наконец, приехал товарищ Сатинов. Он повел себя неподобающим образом, проявив буржуазную сентиментальность…»

Сталин красным карандашом обвел это обвинение и написал:

« Сатинов сочувствие???»

— Что же произошло? Что увидел Сатинов? — спросила Катенька — казалось, это было жизненно важно для нее.

«Сатинов: Она была полностью… раздета. Комендант Голубев проявил извращенный инфантилизм и порочное мещанство, как я уже лично доложил товарищу Сталину. Признаюсь, разговаривая с Голубевым, я дважды его ударил, он упал на землю. Это говорил во мне разъяренный коммунист, а не буржуазная сентиментальность».

Максим присвистнул.

— Значит, то, что произошло с Сашенькой, заставило Сатинова, этого железного человека беспощадного поколения, потерять над собой контроль. Очень нетипично — подобная выходка на глазах у чекистов могла бы означать смертный приговор без суда и следствия.

— Но что он увидел? — Катенька поняла, что почти кричит.

— Подожди… — Максим продолжал читать. — Вот.

Он указал на самый конец документа. В лабиринте зеленых каракулей Сталин написал: « Брандспойт ».

— Брандспойт? Я ослышалась? Максим покачал головой.

— Не думаю. Я слышал о подобном во Владимирской тюрьме в 1937 году. Думаю, они привязали Сашеньку к столбу и облили из брандспойта. Стояла необычайно холодная ночь. Они заключали пари, сколько времени пройдет… прежде чем она заледенеет. Как статуя.

Оба долго молчали. Вокруг в лесу слышался щебет жаворонков и зябликов, пчелы кружились вокруг цветущих вишен, а сирень просунула между серебристыми березками свои белые и сиреневые грозди. Оплакивая свою бабушку, которую она никогда не знала, Катя думала о том, чего натерпелась Сашенька той длинной страшной зимней ночью 1940 года. Потом Максим обнял Катеньку.

— Что мы здесь делаем? — наконец спросила она, выскальзывая из его объятий. Я еще поискал и кое-что нашел. Записи о погребении Сашеньки, Вани, даже дяди Менделя. После расстрела их кремировали, прах похоронили на одной из дач НКВД, в березовой роще, недалеко от Москвы. Позже, по приказу НКВД о массовых захоронениях, на могилах высаживали клубнику и черную смородину. Посмотри, вон на дереве табличка. Прочти.

«Здесь погребены останки невинно убиенных жертв политических репрессий.

Да будет земля им пухом !»

— Она здесь, да? — спросила Катенька, становясь поближе к Максиму. Он снова обнял ее, на этот раз она не возражала.

— Не только Сашенька, они все, — ответил он. — Они все, вместе.

Вечерело — этот розовый зернистый летний закат, казалось, подсвечивал Москву снизу, а не освещал сверху. Максим привел Катеньку в особняк Гетманов.

Она стояла на лестнице и махала ему на прощание.

Охрана пропустила девушку внутрь. В доме царила необычная тишина, Розу она нашла на кухне.

— Ты должна выпить чаю с медовиком, — заявила Роза, едва взглянув на девушку. Катенька поняла, что у нее заплаканное лицо и красные глаза. — Садись.

Катенька наблюдала, как Роза делает чай, добавляет в него мед и две чайных ложечки коньяка в каждую чашку. Похоже, ее тетя не очень-то скучала.

— Вот, — велела Роза, — выпей. Нам обеим нужно взбодриться. Не волнуйся об отце. Я чувствую, что тороплю его. Знаешь, у меня до сих пор перед глазами стоит тот крепыш со своим любимым кроликом. Я думала о нем всю жизнь, так стремилась его найти — но, разумеется, мы уже чужие люди. Скажешь, как мне поступить?

— Да, конечно, — заверила Катенька, продолжая дрожать от того, что узнала вместе с Максимом: перед глазами так и стояла мертвая Сашенька. Внезапно ей захотелось поделиться своими переживаниями, рассказать Розе все, сообщить, какой именно смертью умерла Сашенька, как это случилось, как она выглядела, что увидел Сатинов. — Мне есть что вам рассказать…

Она стала доставать копию документов из рюкзака.

— Подожди, — остановила Роза, — прежде чем я это прочту, хочу спросить… Я знаю, что отца расстреляли… но как умерла мама?

— Я как раз и подошла к этому, — ответила Катенька, но что-то заставило ее оставить документы у себя.

Она глубоко вздохнула, готовая продолжать, но у нее перед глазами возникла Сашенька, вся в снегу, ее кожа белела в электрическом свете прожекторов; Катенька почувствовала колючий снег на голых ногах и обжигающе ледяную воду из брандспойта на обнаженном теле, потом оцепенение, когда вода замерзла, покрывая ее корочкой льда… Увидала Сатинова, напуганного, стоящего перед Сашенькой несколькими минутами позже. Если бы он сломался, если бы не смог засвидетельствовать остальные 122 расстрела со сталинской жестокостью, его бы тоже пытали, пока не выяснили, как удалось спасти Сашенькиных детей…

Катенька почувствовала на себе нежный, но проницательный взгляд Розы и одернула себя — есть тайны, которые должны остаться тайнами.

Она посмотрела в умные фиалковые глаза женщины и увидела, что она с напряжением ждет, готовая принять и этот удар. Катенька взяла ее руки в свои ладони.