Фёкла Навозова - Над Кубанью зори полыхают

Отец недоверчиво поднял голову.

Мишка серьёзно продолжал:

— Сам Христос об этом сказал. «Вкупе» — значит, вместе, сообща. А ты, как рак, тянешь в воду. Ну вот, примерно так: мы, значит, Рябцевы, потом Рыженковы, Шелухины, то есть лошадные и безлошадные, имеющие и не имеющие сельскохозяйственный инвентарь и имеющие один интерес в жизни, — должны объединиться. У кого лошадь, у кого борона, у кого плуги. Сгарнизуемся вместе и всем скопом по жеребьёвке вспашем каждому землю, засеем, а придёт лето, совместно, вкупе, значит, и уберём. Так будет веселее] Надо только, чтоб все это поняли и не боялись сгарнизоваться.

Отец ещё раз дёрнул себя за бороду, но морщины на лбу его разгладились, глаза повеселели: по всему видно было, что Мишкино ораторство не пропало даром.

Старик вздохнул и отвернулся. И будто не Мишке, а кому‑то другому сказал:

— Делай што хочешь. Чую я, што отошла моя пора хозяиновать. — Потом, повернувшись к Мишке, вздохнул: — А жеребьёвка это дело такое, што, может, первым, а может, последним достанется пахать. А с опозданием посеешь, какие же это будут зеленя? Ох–хо–хо! Сначала ТОЗы, потом чертозы, а там, гляди, и под коммунию подгонють!

Мишка засмеялся:

— А ты што, боишься под одним одеялом с соседками спать?

Отец заулыбался и махнул рукой:

— Куды там… Это ваше дело, молодое. — Он окинул сына острым взглядом и нахмурился. — Вот насчёт одеял заговорил, а мне в голову стукнуло: когда ж ты жениться будешь? У тебя, Мишка, невесты и не намечается.

— В ТОЗе вместе выберем, работящую.

Отец хмыкнул:

— Значит, на практике проверим?

— Во, во!

Рябцевы рано вернулись домой. Увидев хозяйку, Зорька весело замычала. Мать не решалась опросить, почему так рано приехали, хотя знала, что работы было не меньше чем на неделю.

Вечером Мишка забежал к Яшке–гармонисту. Яшка был теперь заведующим мельницей.

— Ты што, Яков! — поздоровавшись, начал наседать Мишка. — Землю будешь брать али на этой мельнице решил всю жисть свою положить?

— А как же? От земли я не отказывался.

— А пахать чем будешь?

Яшка почесал затылок.

— Надеюсь, что ты вспашешь.

— На чём?

Яшка засмеялся.

— Вот на чём, брат, это заковычка! Думаю я так: немного освобожусь я от этой проклятой мельницы и займусь земельным вопросом.

— Нет, ты всурьез или только языком брешешь?

— Да чего ты прискипаешься? Ну всурьез! — Яшка притворно вздохнул. — Жениться вот надо! Без хозяйки как без головы.

Мишка согласно кивнул.

— Ты это насчёт Катьки? Катерина — баба хозяйственная, отчаянная. С такой ты, Яшка, не пропадёшь!

— А чего мне пропадать? Я и сам отчаянный.

— Ну так што, землю, значит, берёшь?

— Беру!

— Так пошли свататься! Я бы на твоём месте давно хозяйством обзавёлся! До каких пор бобылём будешь шататься?

Яшка, смеясь, натянул новые сапоги, смазал чуб коровьим маслом, надел будёновку и торжественно произнёс:

— Готов! Прошу покорнейше, товарищ Рябцев, быть моим сватом. Сначала обкрутим меня, потом тебя. Ох и найду ж я тебе бабу! Век будешь проклинать! Ну пошли.

— Пошли… Эх, была бы жива твоя Аксютка!

Яшка огрел его по спине.

— Не тревожь, Мишка, душу мою!

Друзья по пути захватили у Маврутки две бутылки самогона и направились к Дылевой балке.

Катерина во дворе в одной рубахе и широченном фартуке старательно мяла прошлогоднюю коноплю, недавно вымоченную в речке. От мялки во все стороны летела колкая кострыка, забиваясь в волосы и за пазуху.

Звякнула калитка, забрехали собаки. Катерина выпрямилась.

— Хто там? Открывайте, калитка не заперта и собаки привязаны!

Во двор шагнули друзья–приятели. Мишка снял будёновку и, шутливо раскланиваясь, скороговоркой произнёс:

— Здорово дневали! Бог милости прислал! Прибыли бояре с далёкого края. У вас товар, у нас купец. Принимайте сватов, если замуж не раздумали выходить.

Катерина растерялась: уж Яшку с Мишкой нынче она никак не ожидала. Отодвинув мялку, она торопливс поправила волосы, сняла фартук и смущённо ответила:

— Невеста‑то нынче не в хворме. Да и молода для выданья. Ишо годок думаю потерпеть. А вот купцам завсегда рада. Заходите, гости дорогие, коли не побрезгуете.

— Нет! — заупрямился Мишка. — Больно невеста тороплива! —И, повернувшись к Яшке, спросил: — Ну как, купец, сразу товар будем брать, с первого взгляду, аль поторгуемся?

Яшка непривычно смутился.

— Да будя! Чего ты мелешь! — произнёс он, ощупывая в кармане бутылки.

У Катерины потемнели глаза:

— Да што вы, и взаправду свататься пришли? — Она торопливо одёрнула подол рубахи, укрывая исцарапанные ноги.

Мишка развёл руками:

— Сама видишь, не в наших летах баловаться! Должно быть все честь честью, только вот свашки с нами нету, да ну её к дьяволу: ей ведь за это дело платок аль на платье, а у нас с дружком и на водку насилу наскреблось. Мы по–новому пришли свататься!

… Катерина ринулась в кладовку. Было слышно, как она загремела там умывальником.

Через несколько деньков Яшка с Мишкой побывали в исполкоме, комячейке, в сельхозбанке, и скоро в степи ярко запылал костёр большого табора, организованного в станице товарищества по совместной обработке земли. Рябцеву землю пахали первому. Отец Мишки радовался.

Сеяли не своей пшеницей, а сортовыми семенами, взятыми в общее пользование у кулаков.

Старик Рябцев долго мял пшеничку беззубыми дёснами.

— Вроде ничего! — приговаривал он. — Вроде ничего! Горчит только чегой‑то!

— Дык зерно протравлено, папаша! А вы его в рот! — заметил Михаил. — Не отравились бы!

— У, сынок! — старик замахал руками. — Мое брюхо не дворянское, а бедняцкое. Оно любую отраву перемелет…

Но на всякий случай сплюнул.

Гарас Григорьевич Заводнов стонал, хватаясь за поясницу. Но на самом деле не поясница болела у старого казака — сердце разрывалось на части. После ссоры с сыном, опоров и уговоров Тарас сдался: Заводновы стали членами ТОЗа.

И вот теперь старый Тарас охал:

— До чего дожил! Землю вспахать сами не можем. Ох–хо–хо! Митька совсем от хозяйства откачнулся.

— Да ведь некогда ему хозяйством заниматься, — подала голос дочь Клавдия, с которой Тарас собирался ехать в поле.

— Это‑то так! Оно, конешно, приятно, что сынок в выборных ходит, помощником председателя заделался, но для меня куда лучше было бы, если бы Митька по-настоящему занялся хозяйством дома.

Изливая своё горе перед дочерью, старик вывел из конюшни старую лошадь и стал запрягать её в бричку. Дочка хоть и кивала сочувственно отцовскому ворчанию, но была довольна тем, что придётся теперь работать не в одиночку. К тому же среди тозовцев есть и неженатые мужики…