Владимир Карпов - За годом год

Но сон уже не шел к ней. Она осторожно растолкала Алексея, который с минуту, не понимая, чего от него хотят, моргал веками, стала рассказывать о сыне.

Из ее сбивчивых слов следовало, что тот обязательно должен быть счастливым. Для этого только нужно, чтобы он был здоровым, как можно больше умел все делать и чем-нибудь увлекался.

Алексей смотрел на жену и, заражаясь ее волнением, снова начинал ревновать, сам не зная к чему.

— Может, вставать будем, а? — спросил он наконец, выслушав Зосю. — Наверно, пора уже. У меня сегодня работы невпроворот.

А Вале было не до счастья, хоть прежде она легкомысленно и утверждала, что никто и ничто не помешает ей иметь его целое море.

— Не слишком ли много? — с улыбкой взрослого, который смотрит на ребенка, возражал Лочмель. — В жизни оно лимитировано. Хорошо, что дорога к счастью — тоже уже счастье, Валя…

И действительно, она до этого чувствовала себя почти счастливой, хотя и думала, что самое главное впереди. Но вот горизонт затянуло, и прежнее ощущение уступило место безысходности.

Надо было от многого отрешиться. В этом Валя видела единственный выход. Даже когда Зося сообщила ей, что Василий Петрович оставил семью и опять перешел на квартиру к дяде Сымону, это ничего не изменило: сегодня ушел — завтра вернется. Мало ли таких случаев… Он в самом деле человек минуты и сам не знает, на что решится завтра. Да и вообще все это выглядело противным и оскорбительным.

Но когда Лочмель сообщил ей, что в редакцию поступили корреспонденции, в которых против главного архитектора выдвинуты серьезные обвинения, Валя забеспокоилась.

— Покажите, — после некоторого колебания попросила она.

Лочмель, удрученный, вынул из ящика два конверта и, поскрипывая протезом, подошел к Валиному столу, Потом взял трость, сказал, что ему надо к редактору, и поковылял из комнаты.

Это было похоже на бегство. Валя дрожащими пальцами вынула из конверта бумаги и впилась глазами в отпечатанный на машинке текст. Не дочитав до конца, нетерпеливо перевернула последнюю страницу и посмотрела на подпись — фамилия была незнакомая.

В письме Василий Петрович обвинялся во всех смертных грехах: и в неправильном понимании задач, стоящих перед градостроителями, и в стремлении решать градостроительные проблемы за счет населения, и даже в космополитизме и взяточничестве.

Вторая корреспонденция была более сдержанная. Автор подробно описывал последнее заседание архитектурного совета и делал вывод, что критика там не в почете, воля членов совета скована и все решают капризы главного архитектора. Вспомнилась и давняя Валина статья, на которую Юркевич не ответил. "Видимо, сигналы, подаваемые общественностью, не существуют для таких руководителей…"

И все же это было мало похоже на Василия Петровича. "Шурупов, Шурупов…" — мучительно вспоминала Валя, уверенная, что где-то слышала эту вторую фамилию.

Вернулся Лочмель и, как невероятную новость, сообщил, еще стоя у двери:

— Редактор, Валя, согласен. Иди и расследуй. Юркевич стоит этого.

— Я? Почему я? — удивилась Валя, хотя принципиальность Лочмеля была очень своеобразна.

— К сожалению, мне нельзя. Третье письмо обо мне… А это, как-никак, твой конек, — поднял Лочмель брови, отчего на лбу у него собрались крупные складки. — Правда, во всем этом не так уж много от градостроительства… Только не торопись, пожалуйста… Хотя отдать им на растерзание Юркевича — тоже беда. Думающий человек!..

План возник сам собой: сначала она зайдет к секретарю парторганизации, потом заглянет к Зимчику и только после этого направится к Юркевичу. Но ни первого, ни второго Валя не застала — они были в горкоме на совещании. Сбитая немного с панталыку, Валя все же пошла в управление. "Побеседую с ними позже, — решила она, — а теперь соберу факты и постараюсь познакомиться с авторами писем".

Растерявшись, Василий Петрович усадил Валю в кресло, но сам сесть не смог и зашагал по кабинету, то и дело зачесывая назад волосы. Покраснев, как только Валя показалась в дверях, он неожиданно побледнел, И Валя, хотя ее мысли были заняты другим, все же заметила это и удивилась, как долго человек может быть таким бледным.

— Какому чуду я обязан вашим приходом? — наконец спросил он, неуклюже и старомодно строя фразу.

— Редакцию газеты интересуют некоторые факты.

— А-а…

— Расскажите, пожалуйста, какие вопросы рассматривались на последнем заседании архитектурного совета, скупала Валя, не глядя на Василия Петровича.

Вам лучше поговорить об этом с ученым секретарем совета. С Шуруповым.

— С Шуруповым?

Он поднялся и подошел к креслу, на котором с блокнотом и авторучкой сидела Валя.

— Значит, это уже расследование? Но зачем вы? — недоуменно произнес он и перешел на шепот: — Валя, я прошу вас. Я умоляю… Во имя всего святого, не вмешивайтесь в это дело! Вы даже не представляете себе… Ведь у Понтуса связи, свои люди. Это сила. Если хотите знать, вашему Лочмелю уже грозят крупные неприятности.

— Я обещаю, несмотря ни на что быть объективной…

— Да разве я об этом!

Она сидела, слегка наклонив голову, и он видел её, шею с золотистым завитком и прическу — расчесанные на прямой пробор пепельные волосы, с девичьей старательностью, заплетенные в косы. И Валя показалась ему подростком.

— Я никогда не прощу себе… Мне будет горько, если неприятности затронут и вас.

— Меня или кого-либо другого — это все равно. Мы слишком боимся этих неприятностей…

— Ну хорошо, — отступил от кресла Василий Петрович, — вы имеете основание. Дело я все равно довожу до ЦК. Иного выхода не вижу. И потому извольте… — Он вышел на минуту из кабинета, вернулся со свертком ватмана и уже с холодной жестокостью стал излагать свои мысли.

Побеседовав потом с Шуруповым, Валя решила пойти к Понтусу.

Широко, словно для объятий, расставив руки, тот встретил ее, стоя перед письменным столом.

— А-а, представитель прессы! Прошу, — по-дружески фамильярно приветствовал он Валю. — Голос прессы — голос божий!

Не было сомнения — Понтус искренне доволен Валиным приходом, чему-то радуется и с нескрываемым любопытством разглядывает девушку. Предложив ей снять пальто, он позвонил тут же в буфет и заказал два стакана чаю с лимоном.

— И сладкого чего-нибудь! — крикнул он в телефонную трубку с видом, точно заказывал для Вали счастье, которое было у него наготове, и затем начал шутя расспрашивать о работе в редакции, о личных планах.

Тихо с подносом вошла официантка в маленьком полукруглом фартуке, в кокошнике, похожем на корону, молча поставила на стол чай, пирожные и, бросив на Валю долгий взгляд, исчезла.

Стали говорить о деле.