Сергей Герман - Обреченность

Штаб 15 казачьего корпуса размещался в 15 километрах за линией фронта.

В Вировитице, на крестьянском дворе, расположенном в 400 метрах от берега Дравы. Там же располагался обоз Терского казачьего полка и лошади, так как теперь уже не было необходимости действовать в конном строю.

26 марта 1945 года в Вировитице генерал фон Паннвиц вызвал к себе командиров 1й и 2й казачьих дивизий.

Созванные на совещание офицеры сидели за столом. Командир 1й казачьей кавалерийской дивизии Константин Вагнер рассматривал разостланную карту.

Полковник Шульц повернувшись к окну наблюдал, как казак навешивает коню на морду торбу с овсом.

Лица офицеров были невеселы. Паннвиц заговорил взволнованно:

— Надо спасать корпус! Генерал Власов принял решение пробиваться к Украинской повстанческой армии, которая ведет бои в тылу Советской армии. Предполагается перейти через цепь Альп по перевалу Бреннер на юг и прорваться на территорию Украины. Вы понимаете, что решение о продолжении войны в таких условиях это безумие. Необходимо сделать все, чтобы отвести казаков на территорию рейха и договориться о сдаче союзникам. Если мы сложим оружие на югославской территории, последствия для казаков будут страшными. Нас всех расстреляют или повесят.

— Ваше мнение, господа? — генерал фон Паннвиц вопрошающе оглядел всех.

Полковник Вагнер согласно кивнул.

— Я полностью согласен, господин генерал... Необходимо учитывать и особенности нашего корпуса. Казакам нельзя сдаваться Красной армии. О жестокости Сталина известно всем. Казаки для него предатели. На них не будет распространяться действие конвенции о военнопленных.

Ганс Иоахим фон Шульц, покашлял, прочищая горло.

— Я так же поддерживаю предложение генерала фон Паннвица, — заявил он, неспешно подбирая слова. — Но переход в Австрию сопряжен с риском и большими трудностями. Кроме того, нам необходимо заручиться согласием британского командования о том, что они согласны принять нашу капитуляцию и дать гарантии нашей безопасности. Но в любом случае оставаться здесь и попадать в лапы Советов нельзя.

Генерал фон Паннвиц, привыкший кратко и исчерпывающе-ясно ставить задачу, подвел черту.

— Надо через горы уходить в Австрию. Иначе через несколько дней русские будут у корпуса за спиной! В Австрию!

Единственный кто нам может помешать, это Кононов. Мне уже сообщили, что генерал-лейтенант Власов готовится подписать приказ о присвоении Кононову генеральского чина и назначении его на должность походного атамана.

Кононова надо убирать из корпуса.

* * *

Первого апреля генерал Паннвиц вызвал к себе Кононова.

На улице перед окнами штаба послышался мягкий топот копыт, звяканье стремян, ржание, шумные вздохи лошадей.

Паннвиц посмотрел в окно. В комнате было жарко. Солнечные лучи заглядывали в окна. Через отворенную форточку входил воздух, пахнущий нагретой седельной кожей, конским потом, дымком кузни.

Во дворе несколько казаков спешились с коней. Размундштучив лошадей, они отпускали подпруги, ладонями смахивали с лошадиных спин обильный пот.

Распахнулась дверь, на пороге стоял полковник Кононов. Несколько мгновений генерал разглядывал его бледное лицо и большие круги под глазами.

— С сегодняшнего дня я отстраняю вас от командования 3й казачьей дивизией и назначаю на должность офицера связи с генерал-лейтенантом Власовым, - сказал фон Паннвиц. - Приказываю вам немедленно передать дивизию полковнику Борисову и отбыть к главнокомандующему войсками КОНР.

Кононов сдерживался, грыз усы. Молчал, рассматривая сетку узоров на стене дома. Трещина расходилась прямо и вдруг, как по причуде, уходила в сторону. «Ну вот, - подумал Кононов. - Случай вновь меняет направление моей жизни».

— Прощайте, Иван Никитич!

Кононов вытянулся, небрежно козырнул, и вышел.

В окно Паннвиц видел, как он сошел с крыльца. Вестовой подвел коня. Полковник положил левую руку на холку, привычным движением ловко вскинул тело в седло. Вытянул коня плетью, и тот пошел наметом. За ним пригнувшись к гривам рванули казаки конвойного взвода.

* * *

Поздним вечером того же дня Иван Кононов сидел в своей комнате. За окном моросил холодный апрельский дождь и ему вдруг страшно захотелось прижаться лбом к холодному стеклу, вглядеться в обступившую его темень.

Но останавливал полудетский страх, как тогда в Смоленске. Если долго всматриваться в бездну, она начинает всматриваться в тебя. И эта бездна рано грозит утащить тебя за собой. Поздно! Уже утащила.

Чья это мысль? Моя?.. Неважно.

Дверь заскрипела. Скрипнули сапоги Петра Азамасцева. Кононов резко повернулся к нему лицом. Адъютант протянул ему пакет с документами.

— Приказ о присвоении вам звания генерал-майора КНОР. Поздравляю вас Ваше Превосходительство!

Кононов не ответил. Он подошел к окну. Из внутреннего кармана кителя медленно достал серебристую фляжку. Неторопливо отвинтил ребристую крышечку, опрокинул горлышко себе в рот. Ароматная жидкость обожгла горло, внутренности тотчас же наполнились теплом. Страх стал угасать.

Ну вот, я уже и генерал. За какие-то четыре года от майора Красной армии — до генерал-майора вермахта. Неплохая карьера. Еще не стар, полон сил, честолюбив.

Кононов продолжал стоять спиной к адъютанту и смотрел в окно.

Лейтенант кашлянул. Кононов забыл, что он все еще здесь.

— Иди, Петр. Иди. И приготовь мне генеральский мундир. Я знаю, что он у тебя уже пошит. Через час едем к Власову.

Адъютант вышел.

Кононов вновь подошел к столу. Сел.

Защемило в груди... не вздохнуть... Будто кислорода не хватает! Что это... сердце?

Завтра будет сорок пять— маловато для старости. Хотя, кто знает — может быть, в самый раз, потому что все уже позади. Жизнь прожита. Что впереди?

Когда-то я был казаченком Ваней, потом командиром полка Красной армии, полковником вермахта, генералом русской освободительной армии.

Что еще уготовила мне судьба?

За спиной снова скрипнула дверь. Кононов повернул голову. В руках Арзамасцева блеснуло золотое шитье погон.

— Ваш мундир, господин генерал. Пора, — сказал адъютант. — Машина ждет.

Через полчаса, переодевшись, Кононов вышел на улицу в след за лейтенантом. На улице было еще совсем темно. Серый «опель-капитан» урчал у подъезда. Дворники скользили по стеклу, разгоняя капли дождя.

Генерал оглянувшись на дом, поднял взгляд к тому окну, из которого он пару минут назад смотрел на улицу. Стекла блестели, омытые дождевой пылью; сквозь этот водяной блеск ничего не было видно.

Петр Арзамасцев распахнул перед Кононовым дверцу, пропуская его на заднее сидение, сам обошел машину, сел рядом с водителем, привалился к двери плечом.