Сергей Герман - Обреченность

Казаки подарили Борису маленький бельгийский браунинг. Тот сразу почувствовал себя взрослым, сильным, без конца чистил, разбирал и собирал пистолет.

Жил он в одной избе с Муренцовым. Пока Муренцов целыми днями пропадал на службе Борька смотрел за лошадьми, носил воду из колодца, колол дрова, топил печь.

Почти каждый вечер в комнатах штаба батальона кипела учеба. Майор Кононов, лично обучал офицеров работе с картой, тактическим играм в ящиках с песком. Он говорил:

— Запомните, господа офицеры, партизаны не могут жить без еды. Своего подсобного хозяйства у них нет, баз с продуктами тоже. Поэтому все снабжение обеспечивается за счет крестьян. В местах где выявлена активность партизан блокируем деревни и дороги между ними. Таким образом создаем квадрат поиска.

Площадь в сто километров вы можете прочесать одним эскадроном в течение недели. А ежели обзаведетесь трезвой и добросовестной агентурой, тогда можно управиться и в три дня. Ну а после того как отыщем базу, подтягиваем основные силы и рвем на куски.

Всем понятно, как нужно действовать?

И Кононов улыбался в свои рыжие от табака усы.

Через месяц в батальоне открыли краткосрочные курсы по подготовке урядников.

Немецкое командование все более активно стало использовать казачий батальон в антипартизанских рейдах.

* * *

В январе 1942 года советское командование решило перебросить в тыл немецкого фронта кавалерийский корпус генерала Белова.

Используя подвижность и маневренность кавалерийского корпуса, командование решило провести «казачий» рейд: через стыки во флангах зайти в тыл, разгромить обозы вырубить небольшие гарнизоны и вновь вернуться на крайний фланг армии.

Конникам ставилась задача перерезать коммуникации наступающей немецкой армии, посеять панику и хаос в немецком тылу.

Выступали на заре.

6й кавалерийский полк подполковника Князева должен был идти первым.

Полк спешно готовился к маршу. Кони топтали грязно-навозный снег, туда и сюда сновали кавалеристы.

В отличие от пехоты все они были обуты в сапоги и валенки, а вместо шинелей на них были белые полушубки. В дополнение к винтовкам и автоматам ППШ каждый кавалерист был вооружен шашкой.

Со стороны штаба полка запела труба горниста: «Седловка!»

Протяжный звук трубы то затихал, то наоборот, становился все громче и требовательней.

«Хло—о—пцы, казаки-иии, сед—ла—ай ло—ша—дей!» выводил трубач, обещая долгий и трудный поход.

Стоя на крыльце в овчинном полушубке и полном снаряжении, Аркадий Васильевич Князев глядел на мрачное, в ветреных тучах, угольно-красное зарево рассвета.

Через несколько минут суета вдруг резко оборвалась и перед командиром полка уже стояли одетые, вооруженные люди, а позади них оседланные кони.

Ординарец подвел командиру его лошадь.

— По ко-ням! — звонко крикнул подполковник Князев.

Строй сломался, и уже через несколько секунд бойцы сидели в седлах. Князев, разобрал поводья, похлопал коня по гладкой шее. Вспомнились слова отца, которые он всегда говорил перед каким-нибудь делом. «С Богом»! — Вспомнил и засмеялся.

— С Богом, сынки! — произнес про себя, и громко закричал. — Ма-а-арш!

Мягко цокая копытами по плотному снегу, полк двинулся за ним следом.

Под утро, когда уже стало брезжить, остановились в лесу, не расседлывая коней, не разжигая костров.

Следующей ночью углубились в тыл немцам, вышли на коммуникации 4ой армии вермахта в районе Ельни.

Немецкое командование сняло с фронта крупные войсковые соединения и бросило их против корпуса Белова. Им удалось окружить корпус и нанести по нему удар, но разгромить корпус не удалось. Советская конница, сопротивляясь и вырубая шашками немецкие заставы пошла на прорыв из окружения.

* * *

На постой кавалеристы Белова остановились в одной из деревень. Стоял мороз, хозяйки затопили печи, дым стлался по ветру.

Голодные, мокрые и смертельно уставшие бойцы набились в крестьянские избы, чтобы обсушится и немного поспать. В крайней хате, где жила полуглухая бабка Зинаида с дочерью, расположилось человек пятнадцать.

Деревянная лавка. Железная кровать. Печь. Стол с вымытой и перевернутой донцами вверх посудой. Ларь для хлеба и прибитая к стене деревянная солонка.

Оказавшись в тепле бойцы сразу же поснимали сапоги, рядом с печью развесили портянки. Дочь хозяйки, молчаливая, закутанная в серый платок, предложила постирать портянки и белье. Нагребла золы из печи, всыпала пригоршнями в ведро и сняла со стены деревянное корыто.

Старшина остановил ее.

— Не надо мать. Не успеет высохнуть, мы может быть через час двинемся дальше. Придется мокрые портянки одевать. Беда тогда будет, поморозим ноги. Ты бы лучше нам чего-нибудь перекусить сварганила.

Бойцы достали из вещмешков хлеб, сахар. Дочь хозяйки принесла кусок сала, достала из погреба соленые огурцы, поставила на стол чугунок с горячей картошкой.

Теперь старшина увидел близко ее тонкие руки с узкими длинными пальцами, худые плечи, тонкую шею.

Молча, с каким то мучительным волнением он смотрел на женщину. Она почувствовала его взгляд, быстро оглянулась и отвернулась.

Бойцы сели ужинать.

Старуха хозяйка лежала на печи, слушала разговоры, свесив с лежанки покореженные простудой венозные ноги, прижимала к ушной раковине темную от работы ладонь.

— А вы солдатики за кого, за белых или за красных?

Отвечает Коля Баранов.

— За красных, бабушка. Казаки мы.

— Ась? Какие такие казаки? Донские?

— Нет, мы не донские, мы советские. Я — из Калуги, а ребята из Подмосковья. У нас только товарищ старшина с Дона.

— А-ааа!

В избу вошел черноволосый и черноглазый комиссар, затянутый в ремни портупеи.

— Приятного аппетита товарищи.

Ему нестройно и вразнобой ответили, — спасибо товарищ комиссар. Садитесь с нами вечерять.

— Да нет, хлопцы. Некогда. Надо еще посты проверить. Ужинайте, приводите себя в порядок и располагайтесь спать. На ночь остаемся в деревне. Утром выступаем. Старшина, проводите меня.

Тот взглянул на комиссара, торопливо натянул шинель, вышел. Комиссар спустившись с крыльца, сказал, потирая лоб:

— Как настроение бойцов, старшина?

Тот ответил.

— Боевое, товарищ батальонный комиссар.

— Это хорошо, что боевое. Ты бы попросил хозяйку, пусть баньку соорудит ребятам. Завтра будет тяжелый день. А для солдата на войне баня — первое дело. Ну давай, иди.

Старшина сломал веточку красной, схваченной морозом рябину. Отщипнул ягодку, затем другую, взял на язык, разжевал кисловатую горечь. Пахнуло домом, родным хутором.

Вернувшись в избу, попросил:

— Мать, нам бы водички подогреть. Мы бы хоть помылись немного перед походом. Судя по всему он будет долгим.