Валерий Поволяев - ЕСЛИ СУЖДЕНО ПОГИБНУТЬ

Печально знаменитое Третье отделение — так называемая политическая полиция — сотрудников в своей главной конторе имело столько, что все их имена можно было назвать в две минуты — три десятка человек. Закон был опасен только для злостных экстремистов, женатых на бомбе, и террористов, для которых кровь людская была что водица, — они, кстати, и в Государственной Думе не были представлены. А вот большевики, которые сейчас активно воюют с «огрызками старого строя» своих представителей в Думе имели.

Сословные границы — я, мол, граф, а ты человек из навозной кучи, нам не положено сидеть за одним столом, — стали очень прозрачными, их совсем не было видно. Если человек без роду, без племени, какой-нибудь чеховский Ванька Жуков получал высшее образование, то вместе с дипломом он автоматически приобретал и личное дворянство [15] ...вместе с дипломом... приобретал и личное дворянство. — Личное дворянство приобреталось при получении на действительной военной службе чина обер-офицера, а на гражданской — чина 9-го класса или при отставке — чина полковника, капитана 1-го ранга или действительного статского советника. . Выслуга, первый, самый малый среди знаков отличия, орденок первый офицерский либо гвардейский классный чин также автоматически давали дворянское звание. А если Ванька Жуков становился профессором в университете либо полковником в армии, то он приобретал дворянство уже потомственное. То же самое давали и более высокие ордена, врученные за военную или гражданскую службу, и более высокие гражданские чины.

Что сломило могучее государство? Очереди за хлебом?

В Петрограде в феврале 1917 года действительно были очереди за хлебом. За черным хлебом — белого было сколько угодно, а вот черный неожиданно пропал. Оказалось — из-за снежных заносов не сумели вовремя подвезти ржаную муку. Образовались оскорбительные для российского глаза очереди. В городе кто-то пустил слух, что очень скоро будут введены продуктовые карточки, поэтому когда черный хлеб все-таки появился, его начали немедленно скупать на сухари... Хлеба опять не хватило.

Очереди сделались длиннее. Люди ходили озабоченные, с темными лицами, многие возвращались домой из давок с пустыми руками — хлеб доставался не всем.

Недовольство делалось все сильнее.

И вот после затяжных морозов, метелей, после серых, забитых зимним мороком дней неожиданно выдался теплый солнечный денек — вполне весенний, располагающий к решительным действиям. Люди толпами вывалили на улицы подышать свежим воздухом, полюбоваться синим небом — много людей...

Вдруг по толпам пронесся провокационный слушок, что хлеб-де зажимают специально, более того — припрятывают его... Над Петроградом незамедлительно, подобно Грому, прозвучал клич: «Громи хлебные лавки!»Огромные толпы людей пошли в атаку... Так и началась революция — почти стихийно, подогреваемая разными горластыми крикунами. Неужели пьяная толпа оказалась способна свалить могучее государство?

Либо причина всего этого — в поспешных, лихих, зачастую безумных реформах, проведенных еще Петром Первым? Или, напротив, все дело в царях последующих, в Александре Первом и Николае Первом, которые были вообще противниками всяческих реформ?

А может, причины кроются в чем-то другом?

Было над чем поломать голову...

Варя едва не вскрикнула, когда увидела лежащего в телеге поручика Павлова, лицо ее невольно побелело — Неужели убили?

— Не беспокойтесь, барышня, — поспешил ее успокоить старик Еропкин, привезший поручика, — живой он, живой, только помощь ваша нужна.

— Что с ним?

— Как что? Честная рана, полученная в бою, — произнес старик с невольным уважением. — Позовите, барышня, кого-нибудь в помощь, мы сейчас перенесем их благородие в палату.

— Да какие тут палаты! — Варя невольно всплеснула руками. — Вы что, дедушка!

Санитарная рота занимала большой деревянный дом — из бывших доходных, — поделенный на множество мелких клетушек, его окна были темными, давно не мытыми — видно по всему, что у дома этого не было настоящего хозяина.

С крыльца проворным колобком скатился рябой санитар, заморгал озабоченно глазами.

— Дык куды его нести, Варвара Петровна?

— В кабинет доктора... Немедленно! — Варя вытащила из-за рукава кружевной платочек, промокнула им лоб поручика. — Быстрее!

Рябой санитар засуетился, смачно давя огромными сапогами землю, потом подхватил Павлова под мышки.

— Дык... Подмогни! — приказал он старику Еропкину.

— У вас что, носилок нет? — возмутилась Варя. — Срочно носилки!

— Дык... Есть! — Рябой ногастым колобком взлетел на крыльцо и исчез. В следующую секунду он вновь появился на крыльце, держа под мышкой складные носилки, сшитые из прочной парусины, на ходу развернул их. Положил на землю около телеги, под колесами. — Подмогни!

На крыльце появился доктор Никонов, ладонью провел по блестящему лысому черепу.

— Аккуратнее, господа!

— Господа! — Старик Еропкин не удержался, хмыкнул. — Ах-хи! Давненько, однако, ко мне так никто не обращался.

Поручика переложили из телеги на носилки и втащили в дом.

— Вон туда, в открытую дверь, — скомандовал доктор. — Кладите прямо на кушетку. Варя, готовьте инструменты! Если в поручике сидит пуля — сейчас будем оперировать.

Варя еще сильнее побледнела — она не представляла, как в поручике, в Саше Павлове, может сидеть пуля.

Доктор нагнулся над раненым, несколько раз тронул пальцами плечо, почти не касаясь его, затем ухватил ножницами край рукава и разрезал гимнастерку.

Рана была черная, с запекшимися, обожженными краями. Раз рана не кровоточит, значит, пуля сидит в человеке.

— Варя, поспешайте, — подогнал доктор девушку, - которая была не только сестрой милосердия, но и обыкновенной хирургической сестрой, помощницей в операциях. — Пуля не вышла, будем ее вынимать.

Варя засуетилась, все предметы начали выпадать у нее из рук — за что ни возьмется, то у нее обязательно выскользнет из пальцев и окажется на полу. Лицо девушки сделалось совсем растерянным.

— Да что же такое происходит! — проговорила она жалобно, села на скамейку, прижала ладони к вискам, потом закрыла руками глаза.

Никонов все понял, подошел к Варе, сел рядом с ней на скамейку. Некоторое время он сидел молча. Потом тронул девушку за плечо:

— Успокойтесь, Варя, пожалуйста! Ничего страшного с вашим поручиком не произошло. Просто он ослаб от боли и потери крови. Вытащим пулю, и он сразу пойдет на поправку. Все будет в порядке, Варя. Ну! Успокойтесь, прошу вас!

Варя, не отнимая рук от лица, меленько, по-голубиному закивала, плечи ее вздрогнули раз, другой и сникли.

— Ну вот и хорошо, — сказал доктор. — Вы дочти успокоились... Правда?