Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

Врангель демонстративно покинул Большой дворец и отправился на прогулку по городу.

Позднее он запишет в дневнике:

«На душе было невыразимо тяжело. Хотелось быть одному, разобраться с мыслями. Я вышел из дворца и пошел бродить по городу, ища уединения. Я прошел на Исторический бульвар и долго ходил по пустынным аллеям. Тяжелое, гнетущее чувство не проходило. Стало казаться, что душевное равновесие не вернется, пока я не получу возможность поделиться с кем-то всем, что мучило мою душу. Мне вспомнилось посещение мое епископа Севастопольского Вениамина... Теплая, полная искренней задушевности беседа с владыкой облегчила тогда мою душу. Я решил пойти к епископу Вениамину. Последний, видимо, мне обрадовался.

— Господь надоумил вас, это был ваш долг, — сказал он. — Вы берете крест и не имеете права от него отказываться. Вы должны принести жертву армии и России. На вас указал промысел Божий устами тех, кто верит в вас и готов вручить вам свою участь.

Вынеся икону Божьей Матери старинного письма в золотой оправе с ризой, расшитой жемчугами, он продолжил:

— Этой иконой я решил благословить вас.

Я преклонил колена. Владыка благословил меня. Тяжелый камень свалился с сердца. На душе посветлело… Я решил покориться судьбе и вернулся в Большой дворец…»

Открытие дневного заседания почему-то задерживалось. Все толкались в коридоре бесцельно, заходили в Большой зал заседаний, собирались группками, гудели. Ответа главнокомандующего на посланную ему вчера телеграмму никто не знал, и это увеличивало недовольство Драгомироямм, который закрылся в угловом кабинете, выставил парных часовых и никого не принимал.

Появилось несколько английских офицеров в сопровождении дежурного генерала. Их сразу провели к Драгомирову. Вскоре туда же были вызваны старшие начальники. Время шло чрезвычайно медленно.

Особенно волновались представители Добровольческого корпуса. Прождав час» они пытались вызвать в коридор генерала Кутепова. Им это не удалось. Попытки генерала Витковского проникнуть в угловой кабинет также не увенчались успехом. Добровольцы пригрозили ждать еще не более часа, после чего обещали разнести дворец к чертовой матери.

Наконец плотно закрытые двери распахнулись. Вышел дежурный генерал и объявил, что сообщения, сделанные английской делегацией, настолько важны и неожиданны, что совершенно затмевают остроту переживаемых до сих пор событий. Посему высшие начальники занимаются ныне обсуждением английских предложений, всем остальным же предложено разойтись, поскольку заседание Военного совета назначается на восемь часов.

Драгомиров в это время читал собравшимся у него ответ Деникина. Руки его дрожали, голос пресекался: «Разбитый нравственно, я ни одного дня не могу остаться у власти. Считаю уклонение от подачи мне совета генералом Сидориным (донцы) и генералом Слащевым недопустимым. Число собравшихся безразлично. Требую от Военного совета исполнения своего долга. Иначе Крым и армия будут ввергнуты в анархию...»

Конфликт обострялся и затягивался.

После долгих споров, не приведших ни к каким результатам, решили (вот исконно русская привычка откладывать важные дела на потом!) образовать два совещания. Первое, состоящее из высших начальников армии и флота, должно было вечером наметить преемника Деникина; второе, куда входили остальные генералы и адмиралы, приглашенные на Военный совет, должно было утвердить выбранное первым совещанием лицо.

Снова разошлись и снова встретились.

В угловом кабинете дворца шла яростная борьба. Кандидатуры выдвигались и тут же отводились: ни одна не устраивала большинство. В зале томились, посылали в кабинет ходатаев с запросами: когда последует объявление, будет ля продолжение Военного совета?

Генерал Врангель, не скрывая озабоченности, нервно ходил по коридору. В последний момент, здесь, во дворце, он почему-то опять утратил уверенность, которая владела им с момента получения вызова — и на корабле, и по прибытии в Севастополь, и вчера, когда он бродил по аллеям Исторического бульвара, зная, что выберут его, и потом, когда он беседовал с епископом Вениамином и тот благословил его иконой Божьей Матери и сказал, что вся русская церковь уверена в его избрании. И вот снова возникли сомнения: уж больно долго заседают... Захотелось рвануть дверь, войти в кабинет, стукнуть кулаком по столу и приказать всем этим солдафонам, всем этим Драгомировым, Кутеповым, Богаевским... Мысль была дикая, совершенно ему не свойственная.

...В это время в кабинете неожиданно для всех генерал Африкан Богаевский — до революции свитский генерал, затем начштаба походного атамана великого князя Бориса Владимировича, Донской атаман, участник Кубанского похода и единомышленник Деникина, считавший себя «старым добровольцем», — назвал барона Врангеля преемником главнокомандующего. Почему он это сделал? Верил ли в полководческие и политические способности Врангеля и считал его действительно лучшим из претендентов? Боялся затяжки совещания и смуты среди офицерства? Или просто устал от бесполезных споров, почувствовал, что надо кончать, и в этот момент вспомнил решительного, не в пример многим, Петра Николаевича — это так и останется тайной. Но дело было сделано — фамилия названа. На миг в кабинете воцарилась тишина. Возражений не последовало. Каждый про себя удивился этому обстоятельству и посмотрел на соседа. И сосед молчал. И вовсе не из симпатии к барону, не потому, что не имел своего мнения о нем или не имел в душе серьезных возражений, но потому, что кандидатура главного врага Деникина в качестве его преемника парадоксальностью своей озадачила всех до столбнячного оцепенения, и еще потому, что все изрядно устали и понимали: нужно избрать кого-нибудь и тем самым окончить тяжкий спор.

— Пригласите, пожалуйста, генерала Врангеля, — обрадованно и поспешно провозгласил Драгомиров, словно боясь, что высшие начальники передумают и все их споры возобновятся вновь.

Кто-то из близсидящих генералов толкнул дверь и приготовился было пригласить начальника караула, чтобы выполнить приказание председательствующего. Толчок оказался сильным, обе половинки двери распахнулись. На пороге, точно дух, вызванный спиритическим сеансом, стоял генерал-лейтенант барон Врангель.

Его пригласили в кабинет. И Драгомиров тоном экзаменатора стал задавать ему вопросы — «како веруеши?». А Врангель, мгновенно погасив неуверенность, отвечал решительно и резко: он не представляет, что возможна серьезная борьба — особенно теперь, когда англичане повели тайную дипломатию на два фронта, когда армия пережила Новороссийск, а главнокомандующий в самый неподходящий момент решил отказаться от своего поста. Его ответы не понравились большинству, и он это отметил, но не стал отступать от продуманной линии поведения и заметил, что, если его поставят во главе армии, он тем не менее будет считать своим долгом с честью вывести ее из тяжелого положения. Это прозвучало нагло: никто ничего ему еще не предлагал. Глухой ропот прошел по кабинету, и Драгомиров, не давая возможности страстям вновь разгореться, поспешно попросил Врангеля на время удалиться.