Педро Касальс - Посредник

Моника пришла в десять. В красивой заячьей шубке она выглядела весьма привлекательно. У нее были рыжеватые волосы, за которыми тщательно следила, чуть ли не каждый день посещая салон-парикмахерскую, большие глаза, кожа цвета светлой корицы. Чуть полноватая, в самом расцвете лет. Сала терпеть не мог близких отношений с девушками, которые были примерно того же возраста, что и его дочь, — через это он переступить не мог.

— Привет, Хуан! — сказала Моника, расцеловав Салу в обе щеки.

— Прекрасно выглядишь, — ответил он.

— А ты, напротив, больно уж сегодня мрачен... Что с тобой? — поинтересовалась она.

— Ничего особенного. Все в порядке. Только всю ночь не спал. Было тут у меня трудное дело.

— Послушай-ка. Не пойму никак, что такое вокруг происходит — все будто с ума посходили, у всех дела идут плохо. Кругом все плачутся, о делах говорят так, будто вот-вот беда приключится. — Девушка была свободной и раскованной, приятной в обращении, точно знала, как обходиться с каждым из клиентов.

Моника тут же скрылась в кухоньке. Вскоре она подала в гостиную ужин: салат из молодых пальмовых побегов, рыбу и трюфельные пирожные. Еще до этого она споро расстелила на столике две маленькие салфетки — на них она изящно расставила посуду.

Пока она готовила ужин, Сала, усевшись на стул на кухне, не закрывал рта, все говорил о том, как трудно вести дела в наши дни, а гостья всячески подбадривала его одобрительными междометиями и восклицаниями, которые вставляла время от времени.

Когда все было приготовлено, Моника открыла стоявшую в холодильнике бутылку шампанского. Вела она себя как хозяйка дома, успевая при этом и участвовать в беседе с Салой, хотя в основном говорил он, а она лишь сочувственно охала да ахала.

Покончив с ужином, они пересели на тахту, накрытую темно-коричневым ворсистым ковром. Моника расстегнула на Сале рубашку и принялась мягко гладить его по голове, словно тот был ребенком. Сала, целую ночь не спавший, чувствовал, как веки его наливаются свинцом. Так он и сидел не двигаясь и вскоре глубоко уснул. Моника уложила его на тахту, прикрыла пледом, а сама улеглась на софе, стоявшей рядом.

Утром, часов в восемь, девушка вышла в ближайший бар и купила горячих сдобных булочек, порошкового шоколада и сливок. Когда Сала проснулся — а было это в девять, — на столе уже дымился приготовленный завтрак «по-швейцарски».

Приемная офиса Салы, располагавшегося в здании, прилегающем к помещению огромного склада, была полна народу, ожидавшего своей очереди удостоиться хотя бы краткой аудиенции у могущественного посредника.

Но самого Салу в этот момент волновало только одно: подробное уточнение всех деталей будущей операции с маслом. Хозяин разливного завода Луис Гарсиа тщательно записывал все его замечания и уточнения — они вместе доводили до конца свой план, намеченный еще на барселонской квартире хозяина.

— Ну, а что вы скажете, Гарсиа, если я попрошу вас, чтобы все это масло было экспортировано с этикетками вашей фирмы? — осторожно, мягко улыбаясь, спросил Сала. — Правда, в таком случае, я вам заплачу меньше за эту работу. Я тут все тщательно подсчитал: цена, о которой мы говорили вчера утром, показалась мне слишком уж высокой.

Луис Гарсиа чуть не потерял дар речи от этого предложения.

«Во что это он меня впутывает? — лихорадочно соображал он. — Сала никогда никому и ничего еще не дарил. Попахивает ловушкой... И все же я не смогу ему отказать — я полностью завишу от него, он мой главный клиент...»

— Ну, что вы скажете? — спросил Сала.

— Обо всем можно договориться, дело лишь за ценой, — ответил собеседник, не веривший ни одному слову посредника, — давайте называйте вашу. Что, сколько вы мне предлагаете?

До того физиономия Гарсиа прямо лучилась от радости и довольства, но после предложения Салы его тщательно выбритое лицо словно покрылось многочисленными морщинами. Он повернулся к посреднику всем своим плотным телом, чтобы лучше услышать его слова.

— Вот что, Гарсиа. Эта экспортная партия — только первая, как бы пробная. Если дело выгорит, я буду и дальше экспортировать наши товары. Но в то же время я не могу исключить вариант, что дело пойдет хорошо не сразу, что мои продукты будут раскупать не так, как мне хотелось бы, — лгал во всю посредник, улыбаясь во весь рот. — Вот по этой причине я и хочу, чтобы вся эта операция поначалу обошлась мне как можно дешевле, и потому не могу позволить себе особенно раскошеливаться... По этой же причине я готов экспортировать товар под вашей маркой, если вы согласитесь и сбавите цену.

Гарсиа с недоверием смотрел на Салу, ему никак не удавалось понять, что кроется за его предложением.

— ...Но если нам удастся продать в Европе хоть половину этой партии, перед вами откроются большие возможности, вы сможете вывозить масло и других сортов... Перед вами откроются новые рынки, так как ваша марка получит признание в международном масштабе. — Коммерсант прибегал к словесным оборотам, заимствованным у нынешних политиканов. — Вот почему я и прошу вас сбавить цену за то, что вы не только разольете у себя на заводе эту партию масла, но и вывезете ее под маркой вашей фирмы.

Сала не знал уже, что еще придумать, чтобы скрыть самое главное: свое опасение — а оно вызывало у него настоящий ужас, — что факт подмешивания в оливковое масло незаконной добавки рано или поздно раскроется. Если бы Гарсиа согласился с его предложением, то при неудачном обороте дела все беды свалились бы на него, а посредник остался бы в стороне, ничем не рискуя.

Оба они помолчали.

«Есть какая-то причина, по которой Сала не желает экспортировать масло под своим именем, — лихорадочно соображал Гарсиа. — Возможно, тут кроется желание обойти жульническим путем налоговую инспекцию, и все же никак я эту причину не пойму... Впрочем, если все обделать, как следует... опасности особой нет. К тому же выбора у меня нет тоже. Если Сала перестанет быть моим постоянным клиентом, я просто прогорю».

В конце концов Гарсиа принял предложенную Салой игру. После чисто символического спора по поводу цен они быстро пришли к договоренности о том, во сколько обойдется розлив масла в бутылки, на которых будут этикетки фирмы Луиса Гарсиа.

Сала был очень доволен.

— Прекрасно, Гарсиа... прекрасно. Уверяю вас, вы сделали на этом замечательный бизнес, — говорил он, машинально отметив при этом, что на стоянке у его здания стоит мотоцикл БМВ-1000, до этого на глаза ему не попадавшийся. — Ну, я тоже, естественно. Так и надо делать дела — чтобы все были от этого в выигрыше! Ну что же, в понедельник, значит, примемся разливать. — С каждым мгновением он чувствовал себя все более уверенно. Если обман, не дай бог, раскроется, по этикеткам всем станет ясно, кто стоит за этой жульнической операцией. И к тому же к делу подключен Пепе Рольдан, который составил все нужные бумаги, не поставив на них подписи и даже и не посмотрев их содержимое. В случае необходимости Жаумет заполнит их соответствующим образом, и тогда вся ответственность падет на Рольдана, ибо именно он поставил продукт, не отвечающий необходимым требованиям. Короче говоря, если поднимется шум, то единственное сомнение может вызвать лишь то, кто именно виноват — Луис Гарсиа или Пепе Рольдан, но никто и не подумает о Хуане Сале, который всего-навсего экспортировал поставленное ему масло...