Михаил Слонимский - Лавровы

Взводный послал Николая разведать, что за стрельба поднялась в деревне, мимо которой проходил полк. Деревня горела, и непонятные беспорядочные залпы гремели в ней. Осторожно приблизившись к горящим хатам, Николай Жуков пригляделся, и опыт многих дней, проведенных на фронте, помог ему понять, что случилось. Это взрывались брошенные в хатах обоймы с патронами. Командиру взвода это было, конечно, ясно с самого начала, но тем не менее он отправил Николая на разведку, да еще к тому же одного. И Николай понял яснее чем когда-либо, что, куда бы он отныне ни попал, всюду следом за ним пойдет указание: «Неблагонадежный, не щадить». Он был вроде штрафника, обреченного на смерть.

Николай побежал прочь от деревни, догоняя взвод. Уже темнело. Он бежал до тех пор, пока чуть не напоролся на проволочные заграждения.

Где проход?

Он остановился и медленно, вглядываясь в сумрак, пошел вдоль проволоки.

Может быть, рогатка уже закрыла путь?

Николай почувствовал, как все внутри у него похолодело. Неужели товарищи бросили его? Он снова медленно пошел вдоль проволоки.

Туда ли он идет? Может быть, нужно идти как раз в обратном направлении?

Становилось все темнее, проволока казалась бесконечной, а саперного ножа, чтобы перерезать ее, у Николая не было. Пробраться же через тройной ряд заграждений невозможно. Это верная и мучительная смерть.

Николай остановился.

Нескончаемые заграждения тянулись через поле. За ними залегла Россия, а вот тут, среди этого поля, надвигалась на Николая бессмысленная смерть от перекрестного огня. О, как нуждался он сейчас в помощи!

И вдруг он услышал чей-то тихий голос. Он прислушался.

— Сюды… сюды…

Он пошел дальше, туда, куда звали его родные, русские слова. И вдруг перед ним открылся проход: кто-то отодвинул рогатку. Он проскочил. Совсем молоденький солдат, которого Николай никогда раньше не замечал, ухватил его за рукав:

— Офицер закрыть велел, а я тебе стерегу. Я сразу тебе увидел…

Николай почувствовал, как внезапные слезы потекли по его щекам. Обняв паренька, он потряс его за плечи, хотел что-то ему сказать, но не смог выговорить ни слова. Они быстро пошли прочь от проволоки, предварительно заставив проход рогаткой.

Это ясное весеннее утро показалось поручику Орлову зловещим, когда он вылез из штабной землянки и встал над ней, отдыхая от табачного дыма. С расстегнутым воротом зеленой гимнастерки, открывающим белую полную шею, белокурый, с ровным румянцем на щеках, он стоял, расставив ноги и сунув руки в карманы синих широчайших галифе. Редкие пощелкивания выстрелов гулко отдавалась в лесу. Изредка гуд снаряда, пущенного расположившейся невдалеке батареей, наполнял лес и замирал вдалеке. За последние дни фронт оживился, и все чаще кружили в небе внимательные и быстрые «таубе», убегая от шрапнельных дымков зенитных орудий.

Боевые ордена украшали грудь поручика Орлова, георгиевская лента висела на эфесе его шашки. Званием адъютанта полка офицерство выразило поручику Орлову свое доверие и уважение.

Но это утро все равно было зловещим.

Поручик Орлов проиграл за ночь кандидату на классную должность Замшалову такую сумму, которую не мог отдать.

Замшалов тоже выбрался из землянки. Это был невысокий плотный черноволосый человек. Он расстегнул зеленый китель, открывая не слишком чистую рубашку.

— Прелестное утро, — сказал он. — Какая свежесть!

Шумно потянув воздух широкими ноздрями приплюснутого носа, он пошел к лесной опушке и вдруг остановился.

— Глядите! — воскликнул он. — Какое зрелище!

Саженях в ста от леса прижалась деревушка, в которой были замаскированы два орудия. К этой деревушке по зеленеющим грядам неслась артиллерийская упряжка. Ездовой гнал лошадей, пригнувшись и торопясь проскочить с зарядным ящиком открытое пространство. Но немцы уже заметили его и взяли на прицел.

Свист обозначил приближение первого снаряда. Снаряд разорвался негромко, дымок от него стлался, как от потухающего костра; ездовой, делая зигзаги, мчался дальше. Но уже летел, ловя его, другой снаряд, и третий, и четвертый.

— Взорвется от детонации, — проговорил Замшалов и покачал головой.

Но он продолжал напряженно всматриваться в эту страшную игру.

Поручик Орлов уже стоял рядом с ним и тоже наблюдал эту борьбу ездового со смертью.

— Как бы думаете, проскочит или не проскочит? — промолвил он, и глаза его блеснули азартом.

— Хочу, чтобы проскочил, — отвечал Замшалов.

— Ставьте весь свой выигрыш на это, — сказал вдруг поручик.

— На что? — удивился Замшалов.

— Я предлагаю вот что, — нетерпеливо отвечал поручик Орлов: — если он не проскочит — я отыгрался и ничего вам не должен. Если проскочит — моя карта бита, и я плачу вам вдвое больше, чем должен сейчас. Понятно? Ставка — весь ваш ночной выигрыш.

— Но это не гуманно! — запротестовал чиновник. — Ставить на жизнь человека!

— Вы ставите гуманно — на жизнь. А я — на смерть. Идет? Идет! Молитесь богу за его жизнь.

Замшалов пожал плечами, соглашаясь.

Ездовым был Николай Жуков.

Николай напрягся в одном устремлении — проскочить!

Снаряды ловили его. Воздух полнился звоном и грохотом разрывов. Стремительные осколки били во всех направлениях, ища скачущую цель. Детонация! Эта мысль звенела в нем.

— Все шансы за меня, — промолвил Орлов.

Замшалов смотрел молча.

Лошадь под Николаем храпела. Артиллерийская упряжка неслась по кривой, подаваясь то вправо, то влево. Все было смертью на этом отрезке поля, по которому мчала человека обезумевшая лошадь.

Глаза Николая видели все черным и лохматым, как дым. Но руки и ноги управляли движением с максимальной точностью. Мыслей не было уже никаких.

Проскочить через смерть — из жизни в жизнь!

Замшалов и Орлов молчали, не в силах оторваться от этого зрелища.

Вдруг поручик длинно выругался — упряжка достигла деревни.

Деревня, в которой были замаскированы орудия, представилась Николаю самым безопасным местом в мире. Он был весь в поту. Рубашка и штаны прилипли к телу.

— Ваше счастье, — сказал поручик Орлов Замшалову.

Тот продолжал молчать.

— Вы понимаете, что я теперь должен вам вдвое больше? — осведомился поручик.

Замшалов пожал плечами.

— Вы так хотели.

Они все еще стояли на опушке.

— Он опять едет! — воскликнул Замшалов.

— Да, но уже пустой.

Действительно, Николай, сдав снаряды, возвращался на батарею.

— Хотите опять ставить? — спросил Орлов.

— Он испытывает судьбу! — воскликнул чиновник в ужасе. — Теперь его наверняка убьют! Почему было не дождаться ночи?

— Его послали днем, и он обязан выполнить приказ командира, вот и все. Испытывает судьбу! — передразнил Орлов. — Батарею нащупали, ночью будут менять место, снарядов к ней не припасли — и до ночи ей не отстреливаться? Не рассчитали снарядов! Разве так воюют? Испытывает судьбу! — обозлился он. — Да мы только этим и занимаемся! Говорите прямо, что не рискуете ставить на него, и не морочьте голову.