Джина Лагорио - Она и кошки

Вам предстоит прочесть роман очень известной итальянской писательницы, которую зовут Джина Лагорио. У нас ее произведений до сих пор не переводили, и я с радостью представляю этот роман русскому читателю. Но мне кажется, что нет смысла писать предисловие традиционного типа, то есть предварять, объяснять, анализировать. Тем более говорить о фабуле, потому что это могло бы помешать свежести восприятия. Вообще выскажу еретическую мысль: предисловия оправданны, если выходит собрание сочинений или толстый том. Тогда можно заниматься тем, чем, так сказать, полагается заниматься литературоведам: истоки, первый литературный опыт, избранный жанр, эволюция этого жанра, успех или неуспех, испытания, через которые неизбежно проходит каждый писатель, его становление.

Но вы прочтете всего лишь один роман Джины Лагорио, и потому серьезный литературоведческий анализ представляется мне не вполне уместным. Лучше я попробую рассказать о самой Джине, и тогда — косвенно, — быть может, станет яснее значение этой ее книги. Что до книги, постараюсь говорить о ней как можно меньше, потому что глубоко доверяю суждениям читателей. Все мы, наверное, воспринимаем любое произведение художественной литературы по-своему, и критерий «нравится — не нравится» сохраняет решающее значение, что бы ни втолковывали нам критики.

Во все времена, а в XX веке, мне кажется, особенно неотвратимо перед каждым мыслящим человеком, перед каждым интеллигентом рано или поздно встает проблема личной ответственности и личного выбора. Наш век, век войн и революций, противоречивый и трудный, имеет свои закономерности и законы. Но если, скажем, в XIX веке еще не существовало массового сознания, массовой культуры, идеология не определяла еще в такой мере коллективные и личные судьбы, то наш век делает проблему личного выбора совершенно обязательной и очень непростой.

Западная интеллигенция в огромной мере испытала влияние экзистенциализма: христианского (Габриэль Марсель) и светского (назову хотя бы два имени: Сартр и Камю). Для нас тоже проблемы личной этики исключительно важны, но у нас, если можно так выразиться, свой вариант, а у итальянцев свой. Политика властно врывается в жизнь и предъявляет свои требования, зачастую жесткие. Для старшего поколения итальянских писателей и художников очень многое определялось тем, как они думали и как поступали во время «черного двадцатилетия» фашизма. Среднее поколение, к которому принадлежит Джина Лагорио, не стоит перед дилеммой ответственности за то, что происходило в жизни и в культуре в те годы. Это поколение воспиталось на идеологии движения Сопротивления.

Но это звучит как общая фраза, а расшифровывать ее в рамках короткого предисловия трудно. Назову имя одного замечательного писателя, к памяти которого Джина относится с глубоким уважением. Это Элио Витторини. Он был коммунистом, подпольщиком, автором прославленных антифашистских романов. Но Витторини также основал исключительно важный для послевоенной итальянской культуры журнал «Политекнико» и предложил итальянскому обществу систему ценностей, которая носила программный характер. Если уместно проводить параллели, вспомним «Новый мир» Твардовского. История «Политекнико» трагична, как и история «Нового мира». Элио Витторини в свои ценности свято верил. Он стремился предоставить возможность печататься в своем журнале и атеистам, и католикам, и, как он писал, «даже мистикам».

О «Политекнико» я говорю сейчас потому, что Джина Лагорио, как и многие деятели культуры, принадлежащие к ее поколению, не признавала и не признает жестких перегородок и противопоставлений, не признает никаких схем. Дьявольское переплетение понятий Добро и Зло преподносит такие ситуации, когда человек не имеет права оставаться в стороне. Была когда-то пресловутая «башня из слоновой кости», но сейчас мы вспоминаем о ней как о наивной попытке художников мечтать о своем существовании как бы вне общества. А на пороге третьего тысячелетия прямая ответственность интеллигенции все возрастает. Страшный опыт тоталитарных режимов и тоталитарных идеологий чему-то очень важному интеллектуалов научил. Наступление массовой культуры таит в себе почти апокалипсическую угрозу смерти ценностей. События во всем мире происходят в напряженном ритме, и не так уж редко человек должен занимать позицию и совершать поступки, даже рискуя ошибиться. Это совершенно не значит, что художник претендует на то, что обладает истиной в последней инстанции, поэтому я пишу: «…даже рискуя ошибиться». Но это значит быть способным, жертвуя многим, бороться за то, во что ты глубоко и бескорыстно веришь.

Джина Лагорио принадлежит к числу писателей, которые никогда не думают о моде, о коммерческом успехе своих произведений, о светской суете. Мне кажется, ключевое слово, позволяющее понять ее этическую позицию, — ВЕРНОСТЬ. Это одно из самых важных, самых емких слов. Верность чему? Данному слову, дружбе, однажды принятым для себя ценностям. Верность долгу — и это не риторика, не красивые жесты, ни в коем случае не поза. Это и есть раз навсегда сделанный, решающий, на всю жизнь выбор. Я говорю об этическом и гражданском выборе, но эстетика от него неотделима.

Мне кажется, я читала все ее романы, но не читала ни пьес, ни произведений, написанных для детей. Она долго работала учительницей и, думаю, была хорошей учительницей. Потом выступила в печати, ее имя стало известным уже после первой книги для детей (1964) и удачных переводов. Затем — издательская работа. О ней, мне кажется, я могу судить, потому что знаю, с какой серьезностью, тщательностью и чувством ответственности всегда относилась Джина к тому, что делала. В работе для нее не существовало мелочей, не было разделения на важное и неважное. Это чувство ответственности входит в категорию долга: дорожить своей подписью. К сожалению, такое бывает далеко не всегда — у них и у нас. Тут дело не в национальных традициях, а в человеческих качествах.

Мне никогда не довелось говорить с Джиной о религии. Судя по некоторым ее публичным высказываниям, я когда-то считала, что она целиком принадлежит к светской культуре. Но, внимательно изучив сборник ее эссеистики, поняла, что все обстоит сложнее. Джина — католичка, но, конечно, не из тех, кто не пропускает ни одной мессы. Может быть, это в традициях семьи, среды, общества, в котором она живет: в Италии влияние католицизма очень велико, но есть католики, так сказать, клерикального образца, есть ханжи, а есть много людей, взявших — порой, наверное, бессознательно — из католической религии лучшее, что в ней заложено: доброту, терпимость, человеческую солидарность.