Анатолий Знаменский - Красные дни. Роман-хроника в двух книгах. Книга вторая

— А как же с Медведовским? — спросил Миронов.

— Товарищ Самуил откомандировывается в... на политработу в штарм, — сухо доложил Эйдеман.

— Хорошо, — сказал Миронов, хотя ничего хорошего из этой новости извлечь не мог. Ясно пока стало одно: и ему, и Самуилу Медведовскому не доверялось брать Новочеркасск. Это главное. Предположения «о более ответственном назначении» — лишь отговорка, скрывающая некую штабную манипуляцию...

— Пройдемте, — сказал Миронов и взял покачнувшегося Блинова под локоть. — У нас как раз борщ на столе.

Обедали молча. Надя подавала и убирала со стола, как всегда, оставаясь незаметной. После обеда Миронов закурил, что делал весьма редко, и спросил, как бы между делом:

— Кому приказано передать 23-ю дивизию?

Эйдеман посмотрел на Блинова, на красивую молодую хозяйку, не зная хорошо, как ответить, и по этой паузе Филипп Кузьмич определил, что Эйдемана прислали действительно в 16-ю, но никак не на его, мироновское, место. Ударная группа, по-видимому, расформировывалась.

— Говорили в штабе, по-моему... передать пока вашему начальнику штаба Сдобнову, — сказал между тем Эйдеман. — Но Сдобнов сослался на болезнь, сдадите временно помощнику... Я только хотел сказать, товарищ Миронов, что есть слухи... Хотят вас назначить командармом, и надо все сделать как можно быстрее, поскольку он не терпит, когда его распоряжения не выполняются либо саботируются. Сам я имел, так сказать, случай убедиться...

— Да, конечно, — сказал Миронов. — Завтра к вечеру сдам все... Вам до штаба 16-й дать провожатого?

— Да, конечно, лучше с конвоем... Места незнакомые, дело под вечер. И надо спешить. Спасибо за обед. — Эйдеман церемонно изогнулся перед хозяйкой. Надел свою зеленую богатырку с синей звездой на крупную белокурую голову.

— Еще одну минуту, товарищ... — Миронов пригласил гостя в штабную комнату, где Степанятов безуспешно накручивал ручки двух аппаратов.

— Николай Кондратьич, не надо, — махнул рукой Миронов. — Брось звонить, все бесполезно... — И подведя нового начдива-16 к настенной карте, показал узкий и длинный плацдарм свой вдоль правого берега Донца.

— Поимейте в виду, — сказал он, очеркивая ногтем этот плацдарм и его уязвимость в случае контрнаступления противника. — Сил у них нет, но...

Эйдеман приблизил близорукие, как видно, глаза едва ли не вплотную к карте и кивнул:

— Но... в случае раннего паводка и ледохода? Так?

— Я именно это и хотел... — сказал Миронов. — Очень несвоевременная директива. За два-три дня следовало бы покончить с Новочеркасском, дух войск этого требует. Но теперь уж, видимо, все это станут осуществлять другие.

— Не знаю. Мне ничего об этом не сказано, — вежливо уклонился от продолжения беседы Эйдеман. — Прикажите, пожалуйста, подать сани и конвой. Уже вечереет.

...Поздно вечером Миронов трудился над столом, сочиняя последний, прощальный приказ по бывшей группе войск... Блинов, распластавшись на кровати в соседней комнате, время от времени окликал Кузьмича, задавал недоуменные вопросы, но Миронов не хотел отвечать, ругался.

Подумать только, какая глупость творится на белом свете! Не в нем дело, не в Миронове, а в том, что триумфальное наступление красных войск будет неминуемо сорвано, генерал Сидорин получит необходимую ему передышку, подойдут свежие силы Деникина! И кто все это делает, зачем?..

Две педели назад, всего две недели, Миронов писал в оперативном приказе, обращаясь к бойцам и командирам: «Революция победоносно идет к основному гнезду контрреволюции — Новочеркасску. Еще одно усилие, и пусть это усилие свыше человеческих сил, но... победа за нами, а за победой торжество трудящихся масс и светлая жизнь наших детей. О себе забудем для счастья потомства. Каждый красноармеец должен знать, что со сломленным врагом бороться легче, чем с опомнившимся, и мы не должны дать врагу ни отдыха, ни срока...»

Бойцы это поняли, оттеснили врага за Донец, по льду, Реввоенсовет Республики не понял! Теперь Миронов вяло держал в пальцах ученическую ручку, усталость и обескураженность проникали даже в строки приказа: «Верьте, что все силы клал на торжество революции... Не судите и лихом не поминайте! Объединенная группа войск жить перестала, но я заповедую тов. Эйдеману, новому командиру 16-й дивизии, и тов. Голикову держаться друг друга...»

В полночь позвонили из штаба 16-й, говорил Самуил. В полках дивизии — митинги, вообще буза, не хотят принимать незнакомого начдива. Сам Медведовский удивлен и расстроен, не ожидал этого от своих бойцов, сейчас выезжает в части, будет успокаивать.

Миронов хотел спать, его все это как-то уже не коснулось до глубины, спросил только:

— Сами справитесь?

Голос Медведовского был сдавлен помехами, но сам он верил в благополучный исход:

— Конечно, сейчас же иду в полки. Моя недоработка, последние выплески партизанщины... Но решил доложить все же, товарищ Миронов...

— Спасибо, — сказал Миронов. — А что Эйдеман на это?

— Хмурится, конечно. Но он — партиец, понимает... Говорит, его 2-я Уральская тоже не приняла бы незнакомого начдива без уговоров. Думаю, к утру все это уладим.

— Желаю успеха, — сказал Миронов.

— Счастливого вам пути в главный штаб, — ответил Самуил.

На этом дело, однако, не кончилось. На другой день, перед самым отъездом, под вечер, комиссар Бураго принес странную телеграмму на его имя, как комиссара штаба. В телеграмме говорилось, что врид начдива-16 Медведовский будто бы отказался сдавать дивизию Эйдеману, волнует бойцов. Дальше значилось:

Качестве политкома при начальнике группы вы обязаны заставить Медведовского исполнить приказ. Случае упрямства он будет рассматриваться как восставший против Советской власти.

Подписал Сокольников.

— Какая же сволочь информировала так штаб фронта? — спросил Миронов, угрюмо вскипая душой. Ведь это беда! Какую горячку-то порют!

— Я проверил, дивизия успокоена, Медведовский все сдал порядком, — сказал Бураго. — Теперь могу со спокойной совестью уезжать.

— Куда уезжать? — снова подивился Миронов.

— Отзывают в поарм... Какое-то поветрие, товарищ Миронов.

— Что ж они делают? Оголяют штаб в самый решительный час... Ковалев в больнице, Сдобнов в тифу, по нездоровью отказался даже принять дивизию. Голиков только в полночь вернется из частей, и комиссара штаба тоже отзывают. Это черт знает что!

Бураго молча пожал плечами.

Простились.

Миронов решил дождаться Голикова, чтобы все растолковать о возможной опасности, не погубить дивизий. Требовалось наступать незамедлительно.

Ждал его, вытянувшись по ночному времени на поповском диване, рядом со спящим Блиновым. Сна, конечно, не было. Болезненно, с перенапряжением пульсировала в голове кровь, и сердце билось горячо, как в бою. Опять и опять продумывал сложившееся положение, свою отставку, возможность катастрофы на фронте и вновь скатывался мыслью к темной игре троцкистов из Донбюро, ранению Ленина, тяжелой болезни Ковалева.