Александр Кулешов - Ночное солнце

— Уж скорее Поддубный, — заметил Пеунов. — А не опасно этим твоим дзюдо заниматься? Руки-ноги там не переломают?

— Там же по правилам борются, — начал серьезно разъяснять Петр. — Нельзя, например, проводить болевые приемы на ноги. Или, скажем, взял ты противника на болевой, он пошлепает по полу рукою — сдаюсь, мол, — ты его отпускаешь.

— А если не пошлепает? — полюбопытствовал Суслик. — Тогда как?

— Не бывает такого, — пожал плечами Петр. — Это спорт, соревнование. Правила есть.

— Ну а если нападут на тебя бандиты или шпана какая, — продолжал выяснять Суслик, — на улице, например, они же не знают правил, шлепать не будут, ты можешь им тогда руку сломать? А?

— Нас специально предупреждают, — пояснил Петр, — дзюдоисты, самбисты, боксеры, между прочим, никогда в драки не ввязываются. Именно потому, что имеют преимущество над любым другим. Я бы никогда не позволил себе даже самому злостному хулигану руку или ногу повредить. Взял бы его на прием, отвел в милицию, но сам нет. Ни в коем случае.

— Тогда зачем вся эта наука твоя?

— Как зачем? Это же спорт. Чудак ты, если человек, например, в теннис играет, это не значит, что он должен людей ракеткой по башке стукать, — Петр старался объяснять понятнее, — или метатель копья не в соперника же копье метает? Так и мы. Мы спортом занимаемся, соревнуемся. Не головы сворачиваем.

— А десантники, они тоже это дело изучают, как ножи метать, и всякое другое? Да? — спросил Суслик. Он был дотошный.

— Ну что ты сравниваешь! Это же солдат готовят. Они должны знать приемы штыкового боя, рукопашного, как снимать часовых, брать «языков». Это на случай войны.

— Вот во время войны наши разведчики фашистов — будь здоров — брали! Я в кино видел…

— Так, говорю, это другое дело, — горячился Петр, — уж про разведчиков ты у меня спроси! То же война была. Фашисту бы и я руку ломал, совестью не мучился. И голову свернул. Уж тут я б не нежничал. Но ведь это же фашисты!

— Бывают и люди хуже фашистов, — заметил Пеунов.

— Эх, мало ли что бывает! — вскочил на ноги Суслик. — Пеун, Композитор! Быстро! Жрать охота, сил нет. Сейчас наемся, как удав, и тебя, Композитор, на лопатки раз, раз — и уложу. Действуйте!

Они вытащили из лодки мешок, расстелили на песке припасенную клеенку, разложили бутерброды с колбасой и сыром, булки, консервы, помидоры и огурцы. Они привезли лимонад, чай в термосе, конфеты, яблоки.

— Ну, ребята, навались! — воскликнул Суслик и первый схватился за бутерброд.

Вот тогда они и услышали тот отчаянный крик. Все трое вскочили, прислушались. Крик повторился. Как были босиком, в одних плавках, они бросились по крутой тропинке вверх, к лесу.

Слегка запыхавшись, выбежали к соснам и опять прислушались. Крик раздался снова. Это был уже не крик, а отчаянный вопль, внезапно захлебнувшийся на высокой ноте. Кричала женщина. Где-то недалеко. До них донеслись приглушенные расстоянием неясные мужские голоса, опять женский стон, но уже тише, какая-то возня, звуки ударов…

Продираясь через мелкий кустарник, царапая незащищенные тела, они торопились на шум. Пробежав несколько десятков метров, Петр и его товарищи остановились, потрясенные открывшимся перед ними зрелищем.

На глухой, замкнутой со всех сторон полянке насиловали девушку.

Двое парней держали, а третий навалился на нее. Они сорвали с нее одежду, тонкие голые ноги и руки беспомощно и отчаянно дергались в грубых сильных руках. Девушка извивалась, изгибалась, пытаясь сбросить лежавшего на ней полураздетого парня. Она то и дело широко открывала рот, набирала воздуха, пытаясь крикнуть. Но в тот же момент парень ударял ее по лицу, и крик застревал в горле. При этом он грязно ругался, сплевывал в сторону. А в нескольких шагах еще двое держали, вывернув руки, тщедушного паренька. Паренек вытаращенными от ужаса глазами смотрел, как насиловали его девушку, всхлипывал, что-то невнятно бормотал. Лицо его было разбито, все в крови.

Нелепо и трогательно выглядела расстеленная рядом белая скатерть, на которой в чистых тарелочках высились аккуратно нарезанные помидоры, хлеб, другая снедь.

Они, наверное, приплыли, этот паренек со своей девушкой, на той лодке, что осталась внизу, нашли здесь укромное местечко и собирались провести вдвоем воскресный день. Они, наверное, мечтали об этом дне, предвкушали свое уединение, и завтрак, и купание, и лесную тишину…

И вот что их ожидало…

Парни были здоровые, пьяные, со зверскими лицами. А может, так только показалось Петру. Парней было пятеро, а их трое, тот, избитый, в счет не шел. Но Петр не стал раздумывать ни секунды. Он бросился вперед.

Ударом ноги отбросил одного из державших девушку, ударом кулака — второго. Лежавший на ней парень откатился в сторону и осел на землю, пытаясь натянуть штаны. Этим воспользовался Суслик и, схватив валявшийся на траве сук, изо всей силы ударил парня по голове. Сук оказался трухлявый, он рассыпался на голове у парня, и тот на мгновение застыл в нелепой позе, ошалело глядя по сторонам.

Пеунов бросился к тем, кто держал тщедушного паренька. Но, отбросив свою жертву, они сами накинулись на Пеунова.

А тем временем, придя в себя, отброшенные Петром насильники напали на него. Первого он перекинул через себя, второго взял на прием. Парень взвыл от боли в железном захвате.

И вот тут Петр оказался перед дилеммой, с которой не предполагал когда-нибудь столкнуться в жизни.

Он был прикован к парню, которого держал. Тем временем второй, которого он только что перебросил через себя, и тот, первый, наконец-то очухавшийся и доставший из кармана перочинный нож, уже приближались к нему. Понимал Петр и то, что Пеунов не справится со своими противниками и они через минуту-другую могут просто убить его.

Как быть?

Тогда Петр, не без усилия над собой, сделал то, против чего восставали весь его спортивный характер, все его воспитание, все, к чему он был свято приучен.

Он сильно нажал против сгиба руки, хрустнул сустав, и с нечеловеческим воем парень, которого он держал, покатился в траву. Потеряв сознание от боли, он затих и не шевелился.

Не медля ни секунды, Петр прыгнул к тому, что держал перочинный нож, отвел удар и, завернув парню руку с ножом за спину, резко поднял ее вверх. Воздух огласил еще более пронзительный вопль. А Петр… Петр с удивлением поймал себя на том, что на этот раз, ломая нападавшему руку, сделал это с какой-то яростной радостью.

Все это заняло секунды. Когда он оглянулся, ища третьего, то услышал лишь удалявшийся топот.

Петр бросился на помощь Пеунову. Но там уже подоспел Суслик. На этот раз он схватил палку покрепче и несколькими ударами вывел из строя одного из боровшихся с Пеуновым парней. Второго они втроем скрутили в одну минуту.