Александр Кулешов - Ночное солнце

Один раз, когда они обсуждали планы на лето, Лена скорее утвердительно, чем вопросительно, заметила:

— В июле небось в Рязань подашься.

Петр оценил ее деликатность, она не произнесла слова «опять».

— Обязательно, — сказал он, — в твоем метании копья и то три попытки дают. Неужели в училище во второй раз не поступлю?

— О чем ты говоришь, — Лена пожала плечами, — наверняка поступишь.

— Мне без училища жизни нет, — убежденно сказал Петр.

— Положим, Петро, ты и без училища проживешь. Уверена. Но что обсуждать, если ты его наверняка закончишь? Тут и говорить нечего.

— Думаешь? — Петру хотелось еще и еще слушать уверения, что с училищем будет все в порядке.

— Не думаю, а знаю. У тебя вся жизнь на это нацелена. Да и я тебе счастье принесу, вот увидишь. Не смотри, что у меня глаз черный, для тебя он добрый! — Лена рассмеялась.

С тех пор они часто обсуждали предстоящие экзамены. Лена горячо поддерживала его. Порой создавалось впечатление, что это она поступает, а не он.

— Эх, жаль, девок туда не берут, Петро! — вздыхала она. — Я б там первой была. Думаешь, вам, ребятам, уступлю? На, смотри! — И она напрягала свои железные бицепсы.

Они смеялись.

— Ты бы показал мне свою подругу, — неожиданно сказал сыну Илья Сергеевич, когда они сидели субботним вечером за ужином.

Петр удивился. Он ничего не рассказывал отцу о Лене Соловьевой. Вернее, ничем не выделял в своих рассказах из общего круга друзей и товарищей. Илья Сергеевич сам догадался. В истинных чувствах сына он разобрался раньше, чем сам Петр.

— Она была как-то, — простодушно сказал Петр, не подумав утаить, о ком идет речь. — Но больше, говорит, не придет. Тебя боится, — улыбнулся он.

— Не меня она боится, Петр, а тебя, — усмехнулся Илья Сергеевич.

Петр недоуменно посмотрел на отца, но тот не стал разъяснять.

Об этом разговоре с сыном вдруг вспомнил сейчас генерал Чайковский, наблюдая рассеянным взглядом за санинструктором Лебедевой, сосредоточенно возившейся со своим хозяйством. Она была как две капли воды похожа на Лену Соловьеву, с которой Петр в конце концов все же познакомил отца.

Но тут же взгляд его снова стал внимательным и сосредоточенным. Перед ним лежала карта. И хотя он только что выпил за победу, пусть не «вдову Клико», а крепкий чай, но какой-то тревожный звонок неожиданно звякнул у него в мозгу. Он знал, что это за сигнал — подсознательный сигнал тревоги. Что-то неясное подчас и ему самому настораживало. Так бывает порой у законченных профессионалов, у больших специалистов своего дела. Все отлично, все прекрасно, а тревога не проходит, интуиция говорит свое слово. Еще не громко, не во весь голос, но подает знак — проверь, не почивай на лаврах, жди сюрприза.

— Так что с этими вертолетами? — резко спросил комдив, поворачиваясь к начальнику штаба.

Но ответил подполковник Сергеев:

— Товарищ генерал-майор, данные разведки говорят о том, что у «противника» имеются подразделения боевых и десантных вертолетов. В полной готовности…

— Понимаю, что их не разобрали для покраски, — оборвал комдив, — они в готовности. К чему?

— Предполагалось, что «противник» использует вертолеты для контратаки в районе аэродрома и складов, — ровным голосом продолжал подполковник. — Но сейчас, по-видимому, его намерения изменились.

— А нет данных, что он ударит по Зубкову?

— Не думаю, товарищ генерал-майор, — вмешался полковник Воронцов. — Мост мы удерживаем прочно. Все объекты «южных» вдоль реки в наших руках. С какой целью?

— С целью облегчить положение частей «противника», отходящих под натиском наших главных сил. Словом так, — решительно приказал комдив, — встретишь огнем вертолеты вот здесь, — он ткнул пальцем в карту. — Выполняйте.

— Есть, — не разжимая губ, сказал начальник штаба и удалился к своим операторам готовить приказ.

Генерал Чайковский вызвал на связь майора Зубкова.

— Я — «Арена-25», — повторял сержант Лужкин, — «Динамо-28», «Динамо-28»…

— Как у вас там, все спокойно, майор? — спросил комдив.

— Все нормально, — ответил Зубков, в голосе его слышалось некоторое удивление. — Вот только вода поднимается. Директор совхоза приезжал, просил помочь.

— А вы?

— Я объяснил, товарищ генерал-майор, что учения идут. С «противником» воюем, не с рекой. С рекой уж пусть он сам справляется.

— Ваша задача, майор Зубков, уничтожить вертолеты «противника». Чтоб в любую секунду были готовы.

— Товарищ генерал-майор, никаких данных о том, что «противник» готовится к атаке, нет и…

— Не устраивайте мне дома отдыха, майор, — строго сказал комдив, — повторяю, в любую секунду будьте готовы к отражению вертолетов.

— Есть, быть готовым…

Но генерал Чайковский уже снова вернулся к карте. Он внимательно вглядывался в пестрый лист, расчерченный синим, красным, черным карандашами, но видел не похожие на мишени многоярусные окружности, а зеленые холмы, не россыпь параллельных черточек и кружков, а болота, не причудливые лепестки с изображением елочки или деревца посредине, а леса, рощи и уж, конечно, не кусочки синих шестеренок, а позиции «южных»…

Перед ним вставал весь район десантирования с его сложным рельефом, он в который раз восстанавливал мысленно картину минувшего боя, вспоминал, как действовали полки, батальоны и роты дивизии, пути их движения и нынешние позиции.

Но он представлял себе и их дальнейшие задачи, способы выполнения, возможные препятствия, трудности, варианты преодоления этих трудностей. Он ставил себя на место «противника» и решал за него. Наконец он представлял действия «северных» в их совокупности: частей, наступавших в центре, — тех, которым он проложил дорогу, но и тех, что наступали с флангов. Огромное поле боя в сотни квадратных километров возникло перед его мысленным взором.

Ни на одну секунду он не сомневался в том, что каждый красный, синий, черный знак, нанесенный на карту, точен, что указаны даже самые незначительные объекты.

Он знал, что штаб как завод, куда поступают от многих поставщиков детали — донесения, сводки, разведданные, доклады, — проходят обработку, сборку, и вот уже готова конечная продукция: исчерпывающая информация командиру и предложения по решению. Предложения. Но лишь ему, командиру, дано право это решение принять.

И так же, как на заводе-сборщике, отсутствие порой даже самой маленькой детали может сорвать план выпуска станка, тепловоза, радиолы, так и здесь малейший брак, опоздание, отсутствие информации может привести к срыву плана. Только не в рублях будут измеряться потери, а в человеческих жизнях.

Штаб полковника Воронцова работает напряженно. Офицеры сосредоточенно склонились над картами. То и дело поступают донесения. Но порой своим ровным негромким голосом начальник штаба приказывает запросить то одну, то другую информацию, которую никому, кроме него, в голову запросить не придет.