Александр Ройко - Всегда вместе Часть І Как молоды мы были

— Мне тоже доводилось жить в хужих условиях, — спокойно ответил руководитель группы, а он прошёл два последних года войны. — Но то было военное или послевоенное время. С той поры уже 20 лет прошло. И люди сейчас в таких, извините, свинских условиях не живут.

— Почему в свинских условиях? У меня в прошлом году точно так же жили приезжие строители, причём более полугода. И нормально, никто не жаловался.

— То строители–шабашники. Они едут за длинным рублём, работают почти полный световой день, им, конечно, не до того, какие условия. Кроме того, это взрослые крепкие мужики, а у меня в основном 18-летние юнцы, да ещё половина девочек. Это большая разница. Поэтому постарайтесь, пожалуйста, создать для них нормальные бытовые условия.

— Но что я сейчас могу сделать. Мы строим общежитие, но до его сдачи далеко, — уже более миролюбиво произнёс председатель. — Где я вам возьму другое жильё? У меня его попросту нет. Летом мы хоть в школе людей поселяли, но сейчас я вас там поселить не могу, сами ведь понимаете — идут занятия. А условия работы, питание вас тоже не устраивают?

— Как раз условия работы и питание у вас хорошие. К ним никаких претензий у нас нет. Но, если у вас нет нормальных бытовых условий для помощников вашему колхозу, то не нужно было их и приглашать. Выход же есть всегда. Я не первый год езжу со студентами на сельскохозяйственные работы. Расселяйте студентов по домам, где по 2–3 человека, а где и по одному. Село у вас немаленькое и домов предостаточно.

— Я попробую что–то сделать, но быстро это не получиться.

— Нет уж, именно быстро. Иначе на работу мои студенты не выйдут.

— Как это не выйдут?! — возмутился председатель. — Я тогда сообщу о вашем саботаже в райком партии.

— Это ваше право. Но не старайтесь меня запугать, я воробей стреляный, мне не 20 лет. Но я со своей стороны сообщу не в райком, а в Киев, в институт, а, следовательно, и в соответствующие инстанции, что ваш колхоз абсолютно , — подчеркнул Фёдор Степанович, — не готов к приёму добровольных помощников. И нашу группу с работ в вашем колхозе отзовут.

Тут уж председатель колхоза не на шутку испугался. Он прекрасно понимал, чем ему грозит такой звонок, об этом тотчас будут знать не только в райкоме партии, но и куда повыше, и тогда ему уж точно не поздоровится.

— Хорошо, я постараюсь расселить вашу группу ещё сегодня, в крайнем случае, завтра до обеда — угрюмо согласился он. — Но и вы меня поймите — так быстро это сложно сделать.

— Я понимаю, поэтому согласен и на завтра. Но есть ещё одно условие.

— Какое ещё условие? — недовольно спросил председатель.

— Люди должны спать на простынях и под простынями, а также на подушках с наволочками.

— О, Господи! Да где же я вам их сейчас возьму?

— А вот это уже ваши проблемы. Вы можете их ещё сегодня или завтра закупить. Или же пусть хозяева домов выделят студентам своё постельное бельё из своих запасов. А вы потом после закупки, вернёте им новое или компенсируете деньгами. Судя по всему, колхоз у вас далеко не бедный и средства для таких целей найдутся. Тем более что комплекты постельного белья вам пригодятся и в дальнейшем. Я думаю, что студенты к вам ещё не один год ездить будут. Но тогда вы уже со спокойной совестью их станете приглашать — условия будут нормальные.

— На всё то у вас готов ответ, — уже выдавил из себя улыбку председатель. — Упрямый вы, однако, нелегко с вами разговаривать. Хорошо, что–нибудь придумаем.

— Спасибо. А что касается моего упрямства, то просто я забочусь о здоровье вверенных мне людей. А вы разве о своих не заботитесь?

Председателю нечего было возразить, и на том они, найдя, всё–таки, приемлемое решение, расстались. И уже сегодня группу начали распределять по 2–3 человека на постой к местным жителям. На новых местах и девчата, и ребята первым делом хорошо помылись и выстирали свою одежду, потому что даже за такой короткий период своего пребывания в злосчастном бараке успели набраться блох. И в дальнейшем, до конца срока работы уже никаких проблем у приезжих не было.

А вот своей работой все они были довольны с первого же дня. Им предстояло помогать колхозу в уборке яблок. Яблок в этом году уродилось много, сады в колхозе были большими и ухоженными, а сами яблоки (разных сортов) — крупными и вкусными. Единственным неудобством было то, что для их сбора очень часто доводилось лазить по деревьям. Стремянок было маловато, а с лестниц обрывать яблоки было не очень–то удобно, а порой и опасно. Но Люба лазила по деревьям наравне с ребятами, ей такое развлечение нравилось ещё с детства. Она в ту пору была довольно шустрой девочкой и дружила больше с мальчишками, нежели с представительницами своего пола. Сейчас в колхозе собирали пока что ранне–осенние сорта яблок, более поздние, включая и зимние, пока что к уборке ещё не поспели. Работы проводились обычно на пару с кем–либо: один рвал яблоки внизу, а второй — вверху в небольшую корзинку, а затем спускал её напарнику, работавшему внизу, после чего последний наполнял уже подготовленные ящики. Яблоки собирались все, даже червивые или падающие, но строго сортировались. Сорванные, без изъянов яблоки предназначались для продажи, остальные, в том числе и обсыпанные — для переработки.

Любе очень нравилась такая работа, и она с напарницей постоянно числилась в передовых, обгоняя по количеству заполненных яблоками ящиков даже подобные пары ребят, которые были не очень–то расторопные. Да и вообще, девчонки на такой работе почему–то были более добросовестными, ребята же нередко волынили, им быстро надоедала такая несложная, но однообразная работа. Девушки же с удовольствием и собирали яблоки и употребляли их — приятно было хрустеть вкусным яблочком даже в процессе работы. Яблоки, как и арбузы в Кировоградской области, разрешалось есть в неограниченном количестве, да и как можно контролировать этот процесс. Но сколько ты их сможешь съесть за день — ну, вероятно, десяток, дюжину, не больше. А с каждым днём т того меньше — всё постепенно приедается. Да и то, что яблоки были так доступны, у некоторых несколько отбивало охоту к ним. Ведь в детстве не у всех семей около дома выращивали яблоки, а потому интересно было залезть в какой–нибудь соседский или общественный сад и отведать там яблочко. Нередко в чужие сады лазили и те, у кого имелись собственные яблоки, но свои, во–первых, были как бы не такие, а, во–вторых, свои срывать было не интересно — этот интерес убивает как раз вседозволенность. А вот запрет — это как раз привлекало, вырабатывался адреналин, чувство приключений.

Отдых же у всех студентов, наверное, был одинаков. Вот и в Любиной группе он мало чем отличался от отдыха группы Самойлова. Было только одно отличие — группа студентов–пищевиков ходила на танцы постоянно и никаких конфликтов с местными парнями при этом не возникало. Девушки танцевали со своими ребятами наравне с местными, иногда даже, с согласия самих девчонок, даже провожали их к местам жительства, но всё было чинно и без каких–либо эксцессов. Вероятно, оказывала своё влияние на воспитание подрастающего поколения в этом селе не такое уж далёкое расстояние до столицы — всего около 100 километров. А вот мальчишки в футбол редко играли, чаще в волейбол — для футбольной команды (учитывая, что не все и умели нормально играть) полного состава не набиралось. Так, играли иногда в «дыр–дыр» или просто били по воротам на точность — кто больше голов забьёт одному и тому же вратарю. Были у них и совместные, довольно оживлённые вечера с задушевными беседами и песнями. Песни при этом они редко пели те, что транслировались по радио. Все старались выучить и петь совершенно новые песни аматоров, бардов, каких–то любителей, а порой и вообще неизвестных авторов. Но такие песни всем очень нравились они были очень задушевным, с приятными мелодиями и какие–то задористые. Многие девчонки, да и некоторые ребята, записывали их слова себе в блокнотик, который спустя много лет неожиданно попадался под руку и приятно напоминал годы молодости. И тогда родители удивляли своих детей необычными и неизвестными им песнями. Пелись эти песни под аккомпанемент гитары.