Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

— Мариан Навара… Да, это имя я слышала от Нади, Кто он, собственно? Студент… что же такого замечательного он сделал, что вы так о нем хлопочете?

— Пока ничего, но это талантливый юноша, и в своей области он работает над очень важной проблемой. Быть может, успех у него будет, а может, и нет, но я думаю, самое важное для человека — это цель, к которой он стремится. Все, чего ему до сих пор удалось добиться, нередко зависело от случайных обстоятельств, от везения и в лучшем случае лишь в минимальной дозе осуществляло его замыслы. Но он только еще на самом пороге, от вас одной зависит…

Наконец-то в ее лице уже не одно только смятение, появился и намек на заинтересованность. Слава богу.

— Пожалуй, вы действительно не из полиции… Курите? — она раскрыла серебряную сигаретницу. На одном пальце у нее перстень, но вдавленные следы на двух других пальцах изобличают, что до недавнего времени она носила и другие кольца. И нет обручального: сняла, как и табличку на двери?

— Помочь другому… — Теперь в голосе Хорватовой слышалось волнение, и раскачивание ее тела сделалось еще более выразительным. — И этого вы ждете от человека, у которого разом рухнул целый мир… — Тут у женщины хлынули слезы, она резко согнулась, опустила голову на руки, локтями упертые в колени, всхлипнула. — Лучше б я тоже приняла яд!..

От этих слов у Крчмы дыхание перехватило, он так и замер.

— Должен ли я понимать, — не сразу смог он заговорить, — что ваша дочь… что это было самоубийство?

— Ничего подобного я не сказала! — истерически выкрикнула женщина. — Я просто уже не знаю, что говорю, сил больше нет… Что вы так на меня смотрите, будто она… на моей совести?!

Ну и дела… Теперь — ковать железо, пока горячо, но с величайшей осторожностью, ни одного промаха…

— Я вовсе не хочу сказать, что ее поступок — следствие неправильного воспитания; предрасположенность к душевной неуравновешенности не может быть следствием влияния одного человека.

— Господи, о чем вы? — Она впала в панику. — Что выдумываете, по какому праву? Просто у меня нет больше сил, и вы этим пользуетесь…

Она словно уменьшилась, утратила всю свою воинственность.

— Очень сожалею, что вы так меня поняли,

Сейчас перед ним сидел раздавленный человек, съежившийся, выбитый из колеи, глухой ко всему, что не относилось к его несчастью, не желающий выйти из своего состояния, враждебно настроенный. Остается поставить все на одну карту.

— Попробуйте поверить, что у людей, уважающих себя, процесс психологического выздоровления — всего лишь функция времени. Вы еще молоды, природа щедро одарила вас обаянием, у вас есть все предпосылки к тому, чтобы дальнейшая ваша жизнь — пускай она пойдет по другой колее, чем до сих пор, — успешно наладилась. Но я, к сожалению, растревожил вар своим неуместным визитом — позвольте же мне теперь откланяться.

Ах, фарисей, ах, азартный ты игрок! — самому себе поражался Крчма, Он встал: рука Юлии Хорватовой дрожала в его ладони. Он медленно направился к двери — немножко стыдясь и этой намеренной медлительности, и своей самонадеянной мысли, что есть основания полагать, будто он произвел на нее впечатление. Пан или пропал: если мой рискованный трюк не сыграет сразу же, то являться к ней второй раз, без приглашения, будет слишком уж навязчиво; а дело Мариана не терпит отлагательств, тут я в цейтноте…

Она стояла в дверях лицом к лицу с Крчмой — видимо, на что-то решалась. Крчма попытался прочесть ее мысли, одновременно ругая себя за изрядную самонадеянность: уж теперь она должна убедиться, что имеет дело с образованным, притом вполне приятным на вид стареющим господином… Она, пожалуй, сравнивает теперь меня со своим мужем, не знаю, каков он на самом деле, но скорее всего это человек практики с мощным талантом потребителя и под его показной самоуверенностью, под пренебрежением ко всяким академическим званиям скрывалась всего лишь посредственность, заглушающая таким образом в себе комплекс неполноценности… А тут перед ней я, человек именно с академическим званием, и совсем с другим словарем, да и со взглядом на жизнь куда более широким…

— Вы не очень торопитесь?

— В общем, нет.

С тихим внутренним ликованием он прочитал по ее лицу внезапную потребность исповедаться.

— Вы знали Надю?

— Я разговаривал с ней, когда однажды заглянул в институт к Мариану Наваре.

Ура! Позвала его обратно в комнату, его кресло еще не успело остыть.

— Надя попала в странную компанию. — Юлия сцепила руки на коленях. — Особенно один… гораздо старше ее…

— Это бывает, причем иногда родители и понятия о том не имеют, — подал реплику Крчма, когда ему показалось — она раздумывает, продолжать ли.

— Мне это с самого начала не нравилось. Но я тогда еще не знала, что… — Юлия помолчала, машинально поглаживая подлокотник кресла. — Я ведь могу доверять вам? — спросила она тихо, боязливо,

— Вполне.

— Да теперь уже все равно, когда Надя… А я об этом и знать не знала, никто не может меня обвинить: они собирались уехать вместе, это уж после того, как стряслась беда с моим мужем.

— Правильно ли я понял — уехать из страны? Хорватова кивнула.

— Что ж, это был бы не единственный случай, — поспешил он ободрить ее, опасаясь, как бы на этом и не закончилась ее исповедь.

— Надя была очень ранима, неуравновешенна, с неустойчивой нервной системой — это отчасти наследственное, еще моя мать лечилась одно время в санатории для нервнобольных… И это письмо просто сразило ее, быть может, оно-то и было последней каплей…

Кого сразило письмо — Надю или Надину бабушку? Но лучше не перебивать Юлию, по принципу: если уж человек решил открыть вам свою душу и вы заинтересованы в том, чтобы поддержать его откровенность, прежде всего внимательно и участливо выслушайте его до конца,

— Бежать с украденными драгоценностями., Что делает с людьми это ужасное время!

Очень хотелось Крчме заметить, что если какое время и делает с людьми нечто дурное, так в худшем случае толкает их на то, к чему у них самих была склонность; но он удержался.

— С драгоценностями?..

— Они хранились в малом ларчике — несколько вещиц; что я носила всегда, я держала отдельно. И вот как-то я решила выбрать что-нибудь в подарок Наде ко дню ее рождения, а ларчик оказался пустым. Кое о чем я догадалась, но все же сказала Наде, что заявлю о краже в полицию. Я сказала это в сердцах, конечно же, я ничего такого не сделала бы, ведь это случилось после того, как мужа осудили, и такое заявление сыграло бы против меня же… Произошла сцена, Надя сначала отпиралась, а потом вынуждена была сознаться, что взяла эти вещи, чтобы было у них на что жить там, на Западе, пока они устроятся… Господи, с кем связалась несчастная девчонка, с обыкновенным вором и жуликом! А у него еще хватило цинизма послать ей привет — оттуда!