Эйсукэ Накадзоно - Тайный рейс

Внезапно он резко повернулся к Амати. В его злых глазах читалась смутная тревога.

— Сайдзё наверняка ждал моих указаний, хотя, возможно, вовсе не для того, чтобы им следовать. Сообщая о напряженности ситуации, он решил испытать меня, после чего связь прекратил. А теперь попробуй угадать, что он там выкинет! Это попахивает предательством!

— А может быть, так сложились обстоятельства и какая-нибудь опасность мешает ему связаться с нами, — робко заметил Амати.

— Поскольку уже ввязалась полиция, нужно дело форсировать. Итак, все три номера уже знают о происшедшем. Отлично! Теперь необходимо узнать, кто и как будет на это реагировать. Понял?

— Со вторым номером лучше встретиться лично.

— Конечно. К старику поедем вместе.

Примерно час спустя Могами и Амати остановили свой «оппель» на углу одной из тихих улиц на холме Камихара. Поблизости стояли еще две машины, но на улице никого не было. На воротах дома напротив висела табличка с корейской фамилией Кан. Уличные фонари ярко освещали железные ворота, украшенные бронзовыми пионами; чувствовалось, что это особняк какой-то важной корейской персоны, проживающей в Японии.

Из ворот показался Цой Пхиль Сон, который и значился у Могами под шифром «номер второй». Чуть согнувшись и уткнув подбородок в воротник, он торопливо зашагал к перекрестку, чтобы выбраться на большую улицу, где можно было подхватить такси. Но в этот момент подъехавший сзади «оппель-капитан» прижал его к цементному забору.

— Цой-сан! Садитесь, подвезем! — сказал Амати, протягивая из машины руки и пытаясь втащить в нее старика.

— Кто вы такой? Что вам от меня нужно? — запротестовал Цой Пхиль Сон, безуспешно стараясь вырваться из цепких рук Амати. Однако, увидев в машине Могами, он прикусил язык.

— Мы прекрасно знаем, зачем вы сюда приходили, так что не стоит увиливать! — увещевательным тоном сказал Могами.

Цой Пхиль Сон молчал.

Амати втиснул мгновенно обмякшего старика между собой и шефом. «Оппель» резко тронулся с места, повернул за угол и влился в поток машин, мчавшихся по оживленной широкой улице.

— Куда вы меня везете? — хриплым голосом спросил наконец Цой Пхиль Сон.

— Не беспокойтесь! Ведь вы же знаете, что мы не бандиты, — ответил Могами. — Давайте покатаемся по ночному Токио! Чем мы хуже молодых! К тому же вы скоро должны покинуть наш город.

— Я… я, собственно, собирался вернуться в отель… — робко возразил старик.

— Неправда. Вы собирались навестить Цой Ток Чхона, — холодно заметил Могами. — Но предварительно нам нужно с вами кое о чем поговорить.

— О чем?

— Вот что, милейший Цой! Не будем играть в прятки! С тех пор как вы посетили наше бюро под тем предлогом, что заботитесь о своем племяннике Ток Чхоне, нам стало известно, что. за вашей спиной действует рука Центрального разведывательного управления вашей страны… Ничего удивительного! Вы, вероятно, и в Сеуле слишком усердно старались в пользу племянника. Это привлекло внимание разведки. Кончилось тем, что с помощью угроз и сладких речей вас завербовали. А теперь, видно, прислали с заданием в Японию… Ничего в этом постыдного нет. Это не такое уж редкое явление, люди есть люди. При этом вы не забываете и о собственных интересах. Или, вернее, об интересах семьи Цоев в целом. Печетесь, так сказать, о будущем этого рода! Короче говоря, вы заключили с разведкой определенную сделку. Что ж, это похвально…

Машина теперь медленно катилась по темным аллеям Дзингу-Гайэн. Разговорчивый Могами, словно наслаждаясь плавным ходом машины, которая, казалось, скользила, как лодка по озерной глади, весело продолжал:

— Мы тоже заключили сделку с этой разведкой. Договорились, что мы ей не мешаем работать, а она — нам. Одним словом, договорились сотрудничать. Нелегкое это дело. Оно может измотать вконец… Зато, если все идет гладко, можно создать настоящее «произведение искусства», которое войдет в историю. Вот нам и хочется создать такое произведение. Шедевр, скрытый от глаз простых смертных, невидимый для них и доступный лишь посвященным, знатокам… Но, как говорится, все мы в этом мире часто блуждаем в потемках. Иной раз и не все учтешь. Итак, что же вам сейчас сказали в резиденции Кана?

— Мне сказали, что бывшая личная секретарша найдена мертвой и что поэтому надо торопиться, — ответил старик, как бы примирившись с необходимостью открыть карты.

— Правильно! Вы должны поторопиться с выполнением задания, — сказал Могами.

— Да, но поймите! Я не могу решиться! Что ни говорите, а он мой родной племянник, моя плоть и кровь!..

— Понимаю. Человек есть человек. Я предвидел ваши колебания, поэтому и решил встретить вас. Но вам сейчас нужно отбросить в сторону личные чувства и привязанности, все преходящее, что мешает достижению главной цели. Вы не должны забывать о заключенном вами соглашении. Во имя собственных интересов и интересов семьи Цоев!

— Мне… плохо… Прошу вас! Откройте, пожалуйста, окно!

Чувствуя, что у старика дрожат колени и он чуть не валится набок, Могами мигнул Амати. Тот сразу же опустил оконное стекло. Тяжело дышавший Цой Пхиль Сон начал жадно глотать воздух. И вдруг с неожиданным для старика проворством открыл дверцы и хотел выскочить из машины. Но Амати мгновенно схватил его сзади.

— До седых волос дожил, а ума не нажил. Так симулировать самоубийство — непростительная глупость. Послушайте, бросьте-ка эти дурацкие спектакли! — пожурил Могами старика. — От Кана вы еще можете убежать, но от нас вам это вряд ли удастся…

«Оппель» вдруг набрал скорость и, выехав из парка, помчался в сторону Аояма.

Примерно еще через час машина бесшумно подкатила к роскошному особняку Цой Ток Чхона в районе Синагава. Было около одиннадцати ночи.

Цой Пхиль Сон с видом виноватого прошел через сад и скрылся в дверях. «Оппель» бесшумно растаял в темноте.

— Где вы так задержались? Я несколько раз звонил в отель, но вас там не было. Я уже стал беспокоиться. Ночь такая темная, не попал ли, думаю, в какую-нибудь аварию. — Тон у президента фирмы, встретившего дядюшку у дверей гостиной, был явно недовольный.

Гостиная в этом доме была обставлена богато. На японских полках красовались фарфоровые вазы, статуэтки и безделушки старинной корейской работы. Убранство было во вкусе высших колониальных чиновников или японских промышленников-нуворишей. Одет был Цой тоже по-японски — в шелковое кимоно на вате. Недаром корейские коммерсанты между собой иронически называли его «полуцокальщиком», то есть «полуяпонцем». Но когда у Цоя бывал кто-нибудь из этих людей, он, демонстрируя свой патриотизм, нарочно доставал и с гордостью показывал знаменитую старинную вазу, расписанную великим Ли Чо. Ведь не кто иной, как он, за огромные деньги выкупил у японцев этот предмет национальной гордости Кореи.