Ник Перумов - Алмазный меч, деревянный меч (Том 2)

Он поднимался молча, лишь изредка позволяя себе краткий отдых. Гномы могут подолгу обходиться без пищи, правда, возмещая сие неумеренным обжорством, как только представляется возможность. Потом, когда кончится Ливень, он выберется наружу. У него окажется фора в несколько дней, пока добытчики из Хвалина и даже пережидающие Ливень в Главном Чертоге гномьего королевства наконец рискнут высунуть носы из своих убежищ.

Все хорошо, Сидри…

Галерея закончилась крошечной квадратной камерой – тупиком. Гном засветил один из немногих оставшихся у него факелов, несколько мгновений осматривал се, сосредоточенно посвистывая, а затем нажал на едва заметный выступ, притаившийся в дальнем углу как раз на высоте его, Сидри, глаз.

Послышался глухой скрежет. Несмотря на прошедшие годы, сооруженный гномами механизм работал безупречно. Плиты одной из стен начали расходиться; гном поспешил нажать на скрытый рычаг вторично, боясь пустить внутрь капли Смертного Ливня. Каменные ставни послушно сомкнулись.

Натекшую лужицу ядовито-желтой жижи гном долго и тщательно забрасывал каменной крошкой. Ему вновь повезло – галерея открывалась в один из древних наблюдательных пунктов, разбросанных по южным склонам Хребта Скелетов. Теперь оставалось только спуститься вниз – не по лестнице, а по скале.

Как только кончится Ливень.

Бешеный бег сквозь тьму. Ноги сами несли Тави, несли неведомо куда, повинуясь только одному приказу – вперед и вверх. Горы послушно раскрыли перед ней свое чрево, она мчалась по запутанным тоннелям, не думая, не запоминая дороги, влекомая одной лишь мыслью – подальше от явившегося из мрака чудовища.

…Остановилась она, лишь когда совсем выбилась из сил. Мрак навалился со всех сторон удушающей массой, и только сейчас Тави поняла, что все время, пока бежала, она оставалась в абсолютной, непроглядной тьме без малейшего проблеска света. И при том каким-то чудом умудрилась ни разу не споткнуться и ни на что не налететь. Сейчас, когда унималось бешеное биение сердца, она уже могла припомнить – вся паутина тоннелей предстала ей в каком-то неярком сером свете, угасшем, как только она остановилась. Кажется, сейчас она на какой-то развилке… Девушка ощупью добралась до стены, села. Зверски хотелось пить, пришлось свернуть голову сберегавшейся на черный день фляжке.

Вода тяжелыми глотками катилась вниз по горлу, Тави усилием воли сдержала готовый вот-вот прорваться панический страх – она одна, заблудившаяся во тьме неведомых переходов, где и сами гномы не ходили без света, что она станет теперь делать, на самом краю неотвратимой гибели?

«Ты волшебница, моя дорогая. Ну так и поступай соответственно».

Заплечный мешок был цел, на месте оказалось и оружие (хотя, когда ТАК улепетываешь, во все лопатки, не диво остаться и без штанов); самое же главное – глубоко внутри тлела негаснущая искорка магии, то, что дает жизни волшебника и цель, и смысл.

«Ну-ка, хватит сидеть, – прикрикнула на себя Тави. – За работу, подруга! Надо.., надо отыскать… Кан-Торога…»

Каждое последующее слово давалось все тяжелее и тяжелее. Неужели ей придется вновь спускаться вниз, туда, где ее, наверное, уже поджидает козлоногий?.. При одной мысли об этом сделалось дурно. И хотя Тави тотчас же обозвала себя всеми мыслимыми и немыслимыми словами, помогло это слабо.

«Трусиха! Ничтожество! Дрянь!»

Однако коленки все равно дрожали. Мощь магии козлоногого явно на голову превосходила силы Тави; открытого боя ей не выдержать. Если б не та невесть откуда пришедшая помощь, она бы уже была мертва.., точнее, хуже, чем мертва.

Но бросить Кана непогребенным – значило оскорбить, гибельно унизить не только погибшего друга, но и всю расу Вольных, принявших в свое время Тави, учивших ее, кормивших и защищавших. Человек по крови, Вольная по духу – и до конца дней своих ей пребывать в этой мучительной раздвоенности.

Конечно, будь на ее месте Кан-Торог, он не колебался бы ни секунды, призналась себе волшебница, Не думая об опасности, он пошел бы искать ее тело чтобы похоронить так, как положено, или погибнуть.

И не важно, что при этом он сам наверняка бы погиб. Вольные очень плохо умеют отступать.

И куда, во имя всего святого, делся Сидри? Гном все время держался рядом с ней, а потом как-то разом, внезапно, исчез. Козлоногий что-то говорил об этом.., но мог запросто и соврать. Сидри не праздновал труса, он дрался наравне со всеми и не показывал спины.., едва ли его так просто испугала горящая тьма, принявшая облик исполинского пещерного дракона.

Значит, надо отыскать еще и гнома. Тави тяжело вздохнула, нащупала мешок и потянула за тесьму.

Не всегда новые способы лучше старых. После того как дедовская предметная магия несколько раз сработала там, где спасовало волшебство куда более современных систем, Тави отчего-то больше доверяла сейчас засушенным корешкам и мышиным лапкам, чем сосредоточению, концентрации и визуализации, как говаривали маги Радуги.

Потратив самую малость Силы, чтобы засветить отщепленную от факела лучинку, девушка принялась раскладывать на полу запасенные ингредиенты, Потом пришлось долго и нудно вычерчивать концентрирующую пентаграмму. Пыхтя, Тави вымеряла УГЛЫ – горе тому волшебнику, у кого линия хоть на волос отклонится от истинного положения, того единственного, в котором уравновешиваются магические потоки!

…А тут еще вдобавок – неровный пол, выбоины, трещины и тому подобные сюрпризы. Решение задачек «на неровности» относилось к числу наименее любимых Тави занятий. Больше, чем их, она не могла терпеть только благотворительность.

Когда она, вся взмокнув, наконец обессиленно привалилась к стене, в глазах у нее все плыло от напряжения, ныла перенатруженная спина. Зато пентаграмма – восхитительная, несравненная пентаграмма, учитывая условия, в каких пришлось ее чертить! – была готова, и чашечки с ароматическими смолами стояли в остриях лучей, и специально подобранные композиции кореньев и камней – в основаниях, и аккуратно расщепленные надвое свечки – на главных пересечениях, Наставник мог бы ею гордиться.

Теперь дело за малым – отыскать козлоногого. И Сидри. И.., мертвого Кана. Если чудище уже убралось из того зала, где разыгралась схватка, Тави спокойно спустится.

Без кремня и огнива, сами собой, затеплились свечи, Мягкие огненные язычки скользнули по сложенным в чашки благовониям. Весь этот обряд был, кстати, отнюдь не шаманством, не подделкой или подпоркой для начинающих колдунов, еще не умеющих сосредоточиться в должной степени. Тави чувствовала, как вся эта, на первый взгляд такая нелепая, бутафория и в самом деле цепляется за какие-то неведомые, глубинные ответвления потоков магических Сил; цепляется, тащит их на поверхность, заставляет повиноваться беззвучным приказам легионы странных, обитающих в толще скал неразумных существ; и как эти легионы, подстегиваемые невидимыми бичами, послушно приходят в движение, растекаясь по истощенным рудным жилам, скользя по едва-едва заметным, тончайшим водным ниточкам, пронизывающим скалы; спешат, торопятся, бегут, выполняя пока еще не ее, Тави, приказы, но повеление заключенных в пентаграмме куда более могущественных сил. При попытках проникнуть глубже в суть этих иерархий Тави почти мгновенно становилось дурно. Она не понимала, почему столь примитивные приемы неожиданно оказываются на удивление действенны, почему предметная магия, магия пришепетываний и заговоров, бессмысленных обрядов и еще более бессмысленных ритуалов сплошь и рядом оказывается сильнее магии утонченной, магии мысленной, опирающейся лишь на дар и способности самого волшебника…