Глен Кук - Тьма всех ночей

Синяя комната в недрах скалы. Четверо ждут. Вошел пятый – на одежде пыль дальних дорог.

– Я был прав. Звездный Всадник по уши в этом деле. – Он тяжело упал в кресло. Остальные молча ждали продолжения.

– Мы потеряли дюжину крепких парней, но оно того стоило. Я опросил людей, сопровождавших его ученика в Малик-Таус. Похоже, они не врут. Это ученик Звездного Всадника.

– Прекрасно, – сказал тот, кто принимал решения. – Но где же сейчас Звездный Всадник? И где Джеррад?

– Два вопроса. Один ответ. Грозовая Гора. Я потерял лучших агентов, но сведения получил: старичка и крылатую лошадь видели возле Пещер Старейших. Джеррад взял почтовых голубей. Птичник доставил мне одного – как раз когда я прибыл домой. Джеррад разыскал старикана и встал лагерем под той же горой. Рог у старика с собой.

– Мы отправимся утром.

Этот рог – Рог Звездного Всадника, Виндмийрнерхорн, если верить молве, и был тем самым рогом изобилия. Человек, который завладеет им, никогда и ни в чем не будет знать недостатка и получит все, о чем только может мечтать.

У этих пятерых были фантастические планы восстановления империи, которую отобрали у их предков.

Империя пала. Прошли многие-многие годы… Мечты оставались мечтами. И в общем-то они понимали, что это не более чем мечты… И все же упорствовали – особенно эти двое: тот, кто принимал решения, и тот, кто пришел.

– Там, внизу, – сказал Джеррад, показывая на глубокий, клубящийся пылью розовато-зеленоватый каньон. – Рядом с водопадом.

Остальные с трудом различили вдалеке едва заметный дымок.

– Зачем он забрался на гору: Джеррад пожал плечами.

– Просто сидит там. Весь месяц. Кроме одной ночи на прошлой неделе, когда он улетал на своей лошади куда-то на восток. Он вернулся на следующий день, еще до темноты.

– Ты знаешь дорогу вниз? – Я не подходил ближе. Боялся спугнуть его. – Хорошо. Лучше начнем сейчас. Спустимся, пока не стемнело окончательно.

– Окружаем его со всех сторон. Джеррад, что бы ни случилось, не дай ему забрать Рог. Убей его, если понадобится.

Они атаковали старика после полуночи. Если бы не луна, можно было бы и еще выждать.

Звездный Всадник проснулся от топота ног, мчащихся с бешеной скоростью туда, где он оставил Рог.

Первым был Джеррад, сжимавший в руке охотничий нож. Старик мгновенно оценил ситуацию и на удивление проворно вскочил на спину крылатого коня. Конь взмыл в небо со звуком, напоминающим хлопанье крыльев дракона.

– Улетел! Чтоб его… – Предводитель был явно раздосадован таким оборотом событий.

– М-да… непоседливый старичок, – отметил кто-то.

А Джеррад сказал:

– Ну и что? Мы получили то, за чем пришли. Предводитель поднял огромный Рог.

– Да. Теперь он у нас. Основа новой империи. А Ветродуй будет ее краеугольным камнем.

– Да здравствует империя! – завопили остальные.

С высоты еле слышно до них донесся звук, который можно было принять за хохот.

Палачи в капюшонах устанавливали резной столб. У их ног жалобно хныкал ребенок. Потом они привели женщину с заплаканными глазами, и ребенок бросился к ней. Палач поймал его и передал стоявшему поблизости старому крестьянину. Палачи укладывали вязанки хвороста у ног женщины, но она смотрела только на ребенка, не замечая ничего вокруг. В глазах ее застыла мольба. Священник благословил ее: перед его Церковью она не свершила греха. Прежде чем выполнить свою часть церемонии, он потряс над ее головой ярко раскрашенными раструбами из конского волоса, осыпая ее пыльцой лотоса, которая убивает боль. А потом он запел отходную молитву, и палач дал знак помощнику. Тот протянул факел.

Женщина смотрела на огонь у своих ног, словно не сознавая, что происходит. А ребенок все плакал и плакал.

Крестьянин подхватил малыша поудобнее и понес прочь, подальше от места казни. Вскоре ребенок замолчал, словно бы смирился с жестокой судьбой. Старый крестьянин поставил его на мостовую, крепко держа за руку. Он перенес достаточно горя и знал по собственному опыту, что боль потери нужно попробовать как-то смягчить, а то она превратится в гложущую ненависть. Когда-нибудь этот ребенок вырастет, станет мужчиной – надо подумать о будущем.

Они пробрались сквозь толпу гуляк – День Казни всегда считался праздником в Ильказаре, – ребенок пытался не отставать и, спотыкаясь, семенил за крестьянином, вытирая слезы грязной ладошкой. Покинув район дворца, они оказались в трущобах и шли, пробиваясь в джунглях сохнущего на веревках белья, до самой площади Крестьянского рынка. Старик подвел мальчика к палатке, где перед дынями, помидорами, огурцами и плетенками с кукурузой сидела пожилая женщина.

– Так, – сказала она дребезжащим голосом. – Что это ты подобрал, Роял?

– Эх, мать, одну печаль, – ответил он. – сидишь следы от слез? Заходи, заходи, возьми сладенького. – Он подтолкнул мальчика внутрь.

Женщина, пошарив в пакетике, отыскала там кусочек сахарного леденца.

– Вот, мужичок. Это тебе. Садись, Роял, слишком жарко сегодня, чтобы топать по городу. – Она вопросительно посмотрела на мужа.

– Да, жаркий денек, – сказал Роял. – Люди короля опять жгут ведьм. Она была молодой. Черный капюшон позволил мне увести ее ребенка.

Малыш смотрел на старую женщину большими печальными глазами. В левом кулаке он сжимал леденец. Правым утирал слезы. Но он молчал и был словно каменный.

– Я подумал, что нам нужно бы взять его на воспитание, – неуверенно проговорил Роял: для них это была болезненная тема.

– Это большая ответственность, Роял.

– Да, мать. Но у нас нет своего. А если мы возьмем мальчика, то будет кому оставить ферму. – Он не договорил, но она и так поняла, что муж предпочтет оставить свою собственность кому угодно, только не королю, которому доставалось все, если не было официальных наследников.

– Ты всех встреченных сирот будешь подбирать?

– Нет. Но этого на нас оставила сама Смерть. Разве мы можем не выполнить ее поручения? Кроме того, разве мы не перешагнули уже из весны в безнадежную осень, когда дерево уже не приносит плодов? Я что, должен горбатиться на земле, а ты продавать урожаи, и все для того, чтобы зарыть серебро под половицей? Или чтобы купить на него себе могилу?

– Ладно. Но доброта эта тебе не впрок. Например, ты женился на мне, хоть и знал, что я бесплодна.