Глен Кук - Башня страха

– Надеюсь, я разбил твою дурацкую башку, гаденыш.

Но сил встать уже не хватило. Вода вокруг Эйзела окрасилась в красный цвет. В ней плавали сгустки крови. Проклятие! Это кровотечение убьет его. Какая злая насмешка судьбы! Эйзел перекатился на другой бок, потом сел на крышке люка. Слава богу, она захлопнулась сама, ему бы с этим не сладить.

Он возился с повязками, пока не удалось немного унять кровотечение. Еще одно усилие, он устроился поудобнее. Так, теперь его так просто не сдвинешь.

Теперь Чаровница.

– Проснись, женщина. – Никакого ответа. Шлеп! Эйзел отвесил ей пощечину, голова Чаровницы мотнулась в сторону. – Вставай, черт тебя побери! Зови своего Накара – иначе песенка твоя спета. Они знают, где мы, а больше деваться некуда. – Он снова ударил ее. На сей раз ресницы Чаровницы чуть дрогнули.

Все. Больше он не способен ни на что. Эта женщина и немного железа – единственная надежда. Эйзел всем телом навалился на крышку люка и потерял сознание.

Чаровница почувствовала первый удар Эйзела, но он не заставил ее очнуться. Второй причинил ей боль. Она приоткрыла глаза – только чуть-чуть, но достаточно, чтобы видеть мучителя.

Эйзел? Но как же так… Она промокла насквозь. Лежит в луже. Дождь поливает ее. Гремит гром. Холод пробирает до костей.

Холод и боль… Они и пробудили сознание Чаровницы. Рассудок возвращался к ней. Она пришла в себя в тот момент, когда Эйзел лишился чувств.

Чаровница приподнялась на руках, медленно повернула голову. Мысли путались, но, хоть и с трудом, она припоминала, что происходило вокруг, пока длилось то блаженное наркотическое забытье. Она поняла, где она, как и почему очутилась здесь, и какое-то мгновение была даже признательна Эйзелу за его упрямство и настойчивость.

Она проявила слабость, малодушие – и слишком пристрастилась к тому зелью… Чаровница ненавидела себя за это. Наверное, Эйзел прав. Она просто ополоумевшая бабенка, она недостойна вновь обрести Накара.

Тело отказывалось повиноваться. Чаровница расслабилась. Так славно было бы погрузиться в сон, забыть обо всем, убежать… Нет, час пробил. Эйзел сказал, они знают, где искать ее… Взгляд колдуньи упал на мальчика.

Спит? Или без сознания? Она чувствовала присутствие Накара. Он здесь и там одновременно, он не решается выйти из призрачных сумерек на свет.

Ала-эх-дин Бейх.

Конечно! И Эйзел толковал об этом, да так настойчиво… Накар боится, потому что возвращение сулит ему неизбежное поражение. Ему суждено проиграть ту битву: И она, только она тому виной.

Но… расплывчато, смутно, как путаный и странный сон, припоминала она случившееся в храме. Эйзел ударил второго мальчишку, сломал ему шею. Ала-эх-дин Бейха больше нет в крепости. Враждебная возлюбленному душа вновь стала бесприютной странницей.

Итак, все, ради чего она жила и страдала, – здесь, рядом. Если она призовет на помощь всю свою волю и способности, преодолеет слабость и убедит душу любимого вернуться к ней…

Слезы покатились из глаз Чаровницы. Накар никогда больше не будет прежним, не будет ее мужчиной, которого она знала и любила. Тело его осталось там, внизу. Эта геродианская ведьма, шавка из своры Ала-эх-дин Бейха, конечно, не теряла зря времени и уничтожила труп.

Чаровница взглянула на ребенка и разразилась безумным смехом, представив, как будет нянчиться с новым, юным Накаром. Потом она разобрала вещи, которые захватил в башню Эйзел. Все на месте. Эйзел никогда ничего не упустит.

Она двигалась медленно, очень медленно, но приготовления были закончены, и вскоре она устремилась во тьму, призывая любимого вернуться на землю.

Кошмар длился уже целую вечность. Ариф никак не мог очнуться. Но сейчас он боялся меньше, чем вначале. Все было слишком уж необычно, Ариф не мог до конца поверить в реальность происходящего. Он точно слышал мамочкин голос: “Это только сон, Ариф, всего лишь сон”.

Во тьме рядом с ним все время был кто-то чужой, кто-то тоже испуганный и осторожный, но одновременно и огромный, и опасный, и терпеливый, как гигантская ядовитая змея, подстерегающая жертву. Этот чужой, это нечто почти не двигалось, а когда начинало шевелиться, Эйзел отгонял его. Малыш чувствовал себя все увереннее.

И тут – сначала издалека – послышался чей-то голос, женский голос.

– Мама? Это ты, мам?

А голос все звал и звал, убеждал и манил. Громче и громче. Ариф рванулся навстречу – и узнал голос красивой злой тети, которая похищала детей.

Он попытался остановиться – и не смог.

Неведомое существо во тьме зашевелилось, невидимые глаза уставились на него. Ариф почувствовал, как засасывает, захлестывает его непреодолимая чужая воля.

Он хотел закричать… а чудовище двигалось все быстрее, все вперед и вперед, выходило на свет…

Инстинкт заставлял Йосеха цепляться за ступеньки, чтобы замедлить падение. Сознание вернулось к нему, но не полностью. Рука его судорожно шарила вокруг в поисках опоры. Юноша почувствовал, что кожа на ладони ободрана, ногти сломаны. Он изо всех сил ухватился за ступеньку. Невыносимая боль пронзила тело. Йосех закричал, но успел переменить руки и не сорваться вниз. Так он и повис, дрожа и захлебываясь от слез, не смея пошевелиться.

Похититель детей не умер и не спит. Он продолжает свое черное дело.

Он должен немедленно сообщить об этом Ногаху, и Мо'атабару, и геродианской колдунье. А он не в силах, мышцы отказываются повиноваться. Слишком сильно он боится сорваться вниз.

Он даже кричать больше не мог. В горле пересохло, и оттуда вырывался лишь тихий сдавленный хрип.

Слезы текли из глаз юноши. Он трус. Он всегда подозревал это. И вот теперь, когда все зависит от его действий, – он позорно спасовал. Родной отец стыдился бы такого сына.

Аарон держал себя в руках. Со стороны он казался совершенно спокойным. Но было ли так на самом деле? В голове его, словно потревоженные шершни, теснились мысли.

Потайная каморка за гардеробной была набита сверх всякой меры. Люди стояли грудь к груди, плечо к плечу, дышали друг другу в лицо, вдыхая запах друг друга. Колдунья не смогла помешать Живым взломать стену храма: она была слишком занята Зуки. Аарон слышал, как бранятся за дверью гардеробной мятежники-кушмаррахане. Между тем, если повстанцы догадаются заглянуть в саму гардеробную, ничто не помешает им ворваться сюда – ведь Меджах выбил потайную дверцу.

В крошечной комнатенке было тихо, как в могиле. Дартары затаили дыхание. Не бездействовала лишь колдунья, и Аарон молился, чтоб она каким-то образом защитила их, воспрепятствовала планам Живых. Молча, в душе, он взывал к милосердию великого Арама.

Тем временем Косут и Меджах вернулись из разведки. Шепотом они сообщили, что удалось узнать. Ничего утешительного. Начавшийся в подполье ход вел все ниже и ниже, в залитое водой подземелье. Второй же кончался позади сторожки в коридоре за входом в крепость – тоже по эту сторону воздвигнутой Фа'тадом кирпичной стены.