Элеонора Раткевич - Джет из Джетевена

– И ведь что делает, тварь такая? – горестно возгласил Иллари и запел государственный гимн, упорно заменяя слово «венценосный» на «венценосый», отчего весь текст приобрел несколько двусмысленное звучание.

– Нет, вот если бы я штаны о трон протирал, – заявил Иллари после замены «венценосого» на «веслоносого», – я бы так не сделал. Душа горит!

– Уже нет, – флегматично заметил джет, глядя на пятно, оставшееся от сгоревшей лужи.

– Горит, – убежденно возразил Иллари. – Чтоб ему нос на корону намотало!

Слуги все обратились в бегство. Все, кроме Лохара. Лохар обратился в слух.

– Это можно, – вздохнул джет. – Но надираться по этому поводу не стоит.

– Тебе не понять, – возразил Иллари. – А, да что с тобой рассуждать. Много ты понимаешь в верности?

– Да, в общем-то, ничего, – холодно и зло согласился джет.

– Так и пшел вон, – пьяным фальцетом велел Иллари и неожиданно добавил страшным жалобным басом. – Хочу баиньки!

Джет и Лохар кликнули остальных слуг, ибо им двоим было не под силу перетащить Иллари в спальню. Господин, невзирая на ясно выраженное желание баиньки, сам идти в кровать не хотел и транспортировке не поддавался. С неимоверным трудом слуги подавили сопротивление Иллари и отнесли его в спальню. Этим их хлопоты отнюдь не завершились, ибо Иллари упорно не желал угомониться. Особенно долго и настырно приставал он к Лохару, требуя, чтобы тот спел ему колыбельную. Слуги в благоговейном ужасе слушали, как Лохар выводит такие рулады, после которых если что и приснится, так только кошмары. Наконец Иллари залез под одеяло и захрапел.

Спустя примерно час Иллари откинул одеяло, встал, бесшумно оделся и осторожно приоткрыл дверь. Никого. Надо думать, Лохар уже на пути в императорский дворец. Остальные слуги с чистой совестью отсыпаются после недавнего представления.

Иллари шел на цыпочках, настороженно прислушиваясь к малейшему шороху. Из-за дверей доносился храп. Точно, все спят. Иллари на всякий случай постоял перед дверью в комнату Лохара, потом распахнул ее. Пусто. И перед дверью в комнату джета этого поганца тоже нет. Вот и славно.

Войдя в комнату джета, Иллари тихо закрыл за собой дверь, подошел к джету и осторожно тронул его за плечо. Джет мгновенно открыл глаза, откинул одеяло и сел. Он был полностью одет.

– Ты так и спал одетый? – восхитился Иллари.

– Я не спал, – покачал головой джет.

– А вот это зря, – упрекнул его Иллари. – Перед дорогой лучше выспаться.

– Боялся проспать.

– А как ты догадался? – спросил Иллари.

– Может, я ничего и не понимаю в верности, – ехидно заметил джет, – но я еще не спятил. Ты, господин, конечно, из породы любителей искать оплеухи на свою голову, но даже ты не настолько спятил, чтобы вляпаться в государственную измену.

– Даже в пьяном виде? – усмехнулся Иллари.

– Тем более в пьяном виде, – возразил джет. – Значит, тебе это зачем-то нужно. Зачем? Ну, после такого представления человек обычно дает тягу, едва проспится, и это никого не удивляет. Вот я и подумал, что тебе срочно нужно дать тягу, господин, да так, чтоб никто не докопался до причины ухода. И ты решил создать причину.

– Браво! – одобрительно хмыкнул Иллари. – До чего ты еще додумался?

– Я подумал, что могу понадобиться тебе, и на всякий случай стал ждать.

– Ты был прав, – кивнул Иллари. – Помощник на все руки вроде тебя мне очень даже пригодится.

Джет быстро натянул сапоги.

– Куда идем? – спросил он.

– В Вейдо, – Иллари поколебался мгновенье, но потом решил не темнить: какой смысл скрывать от парня конечный пункт путешествия.

– Куда? – растерянно переспросил джет.

– В Вейдо, – нетерпеливо повторил Иллари.

– Нет, – прошептал джет, – нет…

– Что – нет? Что ты такое бормочешь?

– Господин, я за тебя жизнь отдам. Вот хоть сейчас. Но Вейдо… ты сам не знаешь, чего требуешь.

Лицо мальчишки казалось маской, до того его преобразил страх.

– Эй! Что ты боишься? – Иллари впервые видел джета испуганным по-настоящему. Даже в переулке с перелетными кирпичами джет не выказывал такого откровенного испуга.

Джет покачал головой.

– Не могу… не должен… господин! – он с силой уцепился за руку Иллари. – Не ходи в Вейдо! Это хуже смерти.

– Возможно, – холодно ответил Иллари, – но мне нужно как раз в Вейдо. И я тебя в последний раз спрашиваю: пойдешь со мной или нет?

Казалось, не только лицо джета, но и его глаза стали пепельно-серыми. Он попытался что-то сказать и не мог. Иллари пристально взглянул на него, помолчал, чувствуя, как в нем закипает ярость, бешено повернулся на каблуках и вышел. Ему послышался за спиной умоляющий не то вздох, не то стон, но он не остановился и уж тем более не вернулся.

В конюшню он вошел тихо, стараясь не разбудить спящих конюхов, и это ему удалось. Паршивцы ленивые, дармоеды! Вот будь джет на их месте… тут Иллари подавил очередной приступ гнева, на сей раз на трусливого сопляка, и занялся делом. Он оседлал коня в полной темноте, как когда-то в ранней юности, когда он ухлестывал за девицей старше себя и ездил к ней тайком от отца. Отец-то, правда, все равно знал. Попадись Иллари хоть раз, и ему бы всыпали по первое число, но он не попался с поличным, отчего и избежал взбучки: отец любил, когда человек делает свое дело хорошо, и ждал от собственного сына, как минимум, того же. Иллари хорошо умел не попадаться, и отец поощрял в нем и эту способность, и прочие. Отец… наверное, ему бы очень понравился джет.

Иллари яростно зашипел. Хватит! Хватит лить слезы по сопляку, оказавшемуся трусом и ненадежным вассалом. Пора отправляться в путь, пока император не закрыл все ворота для поимки государственного преступника Иллари. При мысли об императоре губы Иллари сложились в ненавидящую усмешку.

Коня он вывел тихо, почти бесшумно. Конюхи так и не проснулись. Едва выехав на улицу, он пустил коня рысью. Подорожную он предъявил у ворот почти на полном скаку, а за воротами заставил коня перейти на галоп. Так его побег будет выглядеть правдоподобнее. И потом, он на самом деле спешил.

Он гнал коня, и скачка постепенно успокаивала его мысли. Он мог уже не думать о джете. Надо же, каким трусливым мальчишкой оказался на поверку этот непревзойденный мастер. Иллари стыдился того, что такой трус спас ему жизнь и почти сожалел, что сам не убил его. Никто не должен знать, что он направляется в Вейдо. Во всяком случае, официально. А такой трус… хотя нет. Конечно, он испугается допроса. Настолько испугается, что поспешит исчезнуть молниеносно. Ну, и все. И хватит о нем. Пусть живет. Лучше забыть… забыть руку, протянувшуюся из золотистого тумана строк… забыть пальцы, источающие целительную прохладу в воспаленную рану… все забыть. И вечера с вином и стихами – тоже. И о стихах забыть. И вообще обо всем. Думать только о том, что ему предстоит совершить в Вейдо. Что ему так немыслимо трудно будет сделать одному. Без джета…