Элеонора Раткевич - Рукоять меча

– Так что, пока ты здесь, Помело, – подытожил Покойник, – придется нам солоно. И уходить тебе смысла никакого. Китобои тебя с базара снимут еще верней, чем из Крысильни, а нас будут цеплять в любом случае. Базарным рассказчиком тебе уже не быть.

– Вот если бы ты к магу в ученики пошел, – задумчиво произнес Гвоздь, – тогда дело другое. Пока ты сам по себе, китобои тебя загарпунят запросто, а ученика мага тронуть не посмеют. И нас никто не тронет. Это ведь уже не враки, будто среди нас маг завелся, это ведь и проверить можно. А если кто из шайки к магу в ученики попал, такую шайку задевать побоятся. Мы ведь можем и нажаловаться, а ученик мага может не только сам отомстить, но и учителя своего попросить о помощи. Нет, если тебе в настоящие маги податься… лучше не придумаешь.

– Так за чем дело стало? – встрепенулся Кэссин.

– Ты совсем сдурел? – возмутился Гвоздь. – Где я тебе среди ночи мага найду?

– А даже если и не среди ночи, – поддержал его Покойник, неодобрительно поглядывая на Кэссина. – Я не знаю, как маги себе учеников берут и где они вообще обретаются. Может, ты знаешь?

Кэссин вновь покачал головой.

– Это у меня в гильдии базарных рассказчиков пара человек знакомых есть, – уныло произнес Гвоздь. – Я бы им за тебя словечко замолвил, они бы за тебя и порадели. А магов знакомых у меня нет… да и гильдий они не составляют. Не знаю я, где нам теперь мага искать.

– Слушай, а может, нам моего благодетеля тряхнуть? – предложил Кэссин. – Взял же он откуда-то эти обрывки, которыми книжку подклеил… А может, он сам и есть маг?

– Едва ли, – покачал головой Покойник. – Стал бы маг своими рукописями подклеивать всякую заваль, а потом совать эту рухлядь первому встречному? Нашел где-то, не иначе. Нет, Помело, как ты ни крути, а не миновать нам искать кого-то на стороне. И побыстрее.

Трудно сказать, что мог бы на это ответить Кэссин, ибо ответить он не успел. По стене внезапно прошла легкая рябь, радужная и прозрачная, как тень от мыльного пузыря. Потом стена сдвинулась в сторону, словно занавесь, и в ее проеме возник давешний слушатель Кэссина. Одной рукой он отодвигал стену, а другой приподнимал над собой струи дождя.

Сердце у Кэссина так и замерло, а потом рванулось и забилось часто-часто. Пересохшие губы сейчас лопнут под напором крови… даже странно, что никто не замечает, как она колотится во внезапно отяжелевших пальцах, будто хочет выплеснуться наружу, вырваться вместе с сердцем вон из глупого неповоротливого тела, которое никак не может сделать шаг навстречу, словно окаменелое.

– Вы… пришли… за мной? – прошелестел Кэссин непослушными губами еле слышно.

Маг утвердительно наклонил голову. Стена за его спиной медленно заращивала проем. И вскоре лишь несколько темных пятен указывали, где он был недавно, – там, где ее коснулись случайно занесенные ветром капли дождя.

– Я… готов, – сипло выдавил Кэссин и шагнул вперед. Гвоздь поймал его за руку.

– Так дела не делаются, – возразил он и обернулся к магу. – Добро пожаловать в Крысильню.

Лишь когда Гвоздь отдал гостю поклон, Кэссин и сам сообразил, что следует поклониться. Он резко перегнулся – словно куклу за веревочки дернули. Где уж ему до Гвоздя! Кэссин так же резко выпрямился, досадуя на себя: никогда ему не суметь поклониться так, как Гвоздь, с неспешной ленивой насмешливой грацией – почтительно, но не подобострастно. Как равный – равному. Гвоздь самому королю поклонился бы как равному. И король не нашел бы поводов для недовольства. Как не нашел их и маг. Он ответил на поклон всего лишь кивком – но медленным и уважительным.

– Негоже отнимать кровь, не возместив вином, – строго произнес слегка побледневший Гвоздь.

Кэссин поперхнулся и закашлялся.

Когда в обучение отдают кровного родича, будущий учитель обязан своими руками налить его родне по чаше вина каждому. Кровью земли возместить кровь, уходящую из семьи. Но у Кэссина нет семьи! И Гвоздь ему никакой не родственник! И какой же небывалой наглостью надо обладать, чтобы указывать магу, что годится, а что не годится!

Но маг, похоже, не разгневался.

– Прошу прощения, – произнес он с улыбкой. – Я и не знал, что он вам родственник. Не то непременно захватил бы вина с собой. Конечно, если родственник…

У Кэссина перехватило дыхание: да что Гвоздь себе позволяет! Гонять мага за вином, как последнего из побегайцев! А если маг оскорбится? А если уйдет – и не придет больше? И Кэссин из-за шуточек Гвоздя упустит такую возможность… второй раз такой не представится, и не надейся даже!

– Младший брат, – спокойно заявил Гвоздь. – Ума, конечно, невеликого, да что поделать, если такого судьба послала. А вином мы и своим обойдемся. Лишь бы вино было да кому пить.

Он обернулся к замершим от восторженного ужаса побегайцам и рявкнул совершенно уже другим голосом:

– На стол собирайте, живо!

Вот когда пригодились запасы «на черный день»! Маниакально предусмотрительный Гвоздь настаивал, что припасенной в Крысильне еды должно хватать дня на три самое малое, и припас этот постоянно обновлялся: даже в дождь он каждодневно гонял кого-нибудь из побегайцев в лавочку, не позволяя истреблять запас, ничем не восполнив. От выходов под тяжелые отвесные струи дождя был избавлен только Покойник. Остальные бегали за покупками, ворча, что Гвоздь, не иначе, боится с голоду помереть – а может, едва не помер когда-то, раз не может помыслить и день провести возле пустой кладовой. Может, так оно и было. А может, и нет. Главное, что Гвоздь, как всегда, оказался прав. Если бы не его запасливость, кому-нибудь пришлось бы сейчас колотить в двери всех портовых лавок – и еще неизвестно, открылась бы хоть одна из них среди ночи или нет. А до Ночного рынка еще добраться надо, и опять же неизвестно, торгует ли там хоть кто-то в такую погоду. Навряд ли. А теперь торжествующие побегайцы опрометью бросились исполнять распоряжение – есть чем накормить нежданного гостя. И не просто гостя, а мага!

Гвоздь опустил Кэссину руку на плечо.

– А ты что стоишь, словно на якоре?

– Пусть его, – вступился Покойник. – Это ведь его проводы.

– Вот именно, – нахмурился Гвоздь.

Маг снова улыбнулся и смолчал.

Его проводы! В висках у Кэссина стучало, как если бы он только что поднял непосильную тяжесть. Его проводы! До смертного часа он будет вспоминать Гвоздя с благодарностью. Не швалью подзаборной уходит он из Крысильни – его проводят как должно. Пусть видит маг, что не кого попало берет себе в ученики – есть кому проводы устроить. Его проводы!

– Сейчас, Гвоздь, – весело тряхнул головой Кэссин. – Я мигом! Он бросился на помощь остальным побегайцам, не оглядываясь, и не видел, как Гвоздь усмехнулся ему вслед.