Владимир Серебряков - Оборотень в погонах

Пока официант тащил бутылку, над столом висело нервное молчание. Серов отпил из предложенного бокала, удовлетворенно кивнул, и, шуганув пытавшегося было разлить вино официанта, занялся этим сам. Получалось у него, как у заправского соммелье.

– Я тут недавно услышал хороший тост, – сообщил он, закончив. – На поминках. Один из близких друзей усопшего, встав, произнес буквально следующее: «Ну, за покойника и, чтобы два раза не вставать, за присутствующих здесь дам». Первая часть для нас, слава Богу, не актуальна, а вот со второй предлагаю начать. За наших прекрасных дам!

За прекрасных дам выпили с удовольствием, в том числе и сами дамы.

– А теперь, – проговорил Серов, когда пауза опять затянулась, – предлагаю познакомиться поближе. Раз уж воля прекрасной женщины свела нас здесь…

Я пожал плечами.

– А что, собственно, говорить? Я уже представился… хотя, если это кому-то интересно, могу добавить, что веду сейчас дело Парамонова. Собственно, поэтому…

Фразы я не закончил, надеясь, что понятно будет и без того. Мне показалось, что аквариумист поперхнулся вином, но, возможно, это был лишь обман слуха.

– Ну, положим, мне тоже о себе рассказать особенно нечего, – отозвался Серов с явно напускной вальяжной ленцой. – Только я не заводчик, простите, рыбок. Я аквариумист-декоратор, а заодно – владелец магазинчика экзотических, действительно, рыбок.

– А вы их не разводите? – с какой-то странной интонацией полюбопытствовала Марина.

– Я, – с насмешкой ответил Серов, – стараюсь не вмешиваться в чужую личную жизнь.

Естественно, Валевич-старшая (я решил про себя так их именовать) тут же прожгла его взглядом. Серов смутился, и мне пришло в голову, что он, похоже, просто не различает сестер. Мне это показалось странным – при всем сходстве близняшки совершенно по-разному себя вели. Даже выражения лиц у них были настолько своеобразные, что лишь в первую секунду я мог счесть их неразличимыми.

– Вообще-то разводить по нынешним понятиям полагается простаков, – решил я поддержать собрата по мужскому полу. – Лохов, так сказать.

Серов шутки не принял.

– Знаете, – проговорил он серьезно, – аквариумное рыбоводство – это очень спокойное, неторопливое, размеренное занятие. Поэтому я его и выбрал.

Это следовало понимать так, что господин рыболюб намекает на свое бурное прошлое. В наши времена принято хвалиться криминальными подвигами, но мне небезынтересно будет полюбоваться, как он это сделает – в моем-то присутствии?

После такого вступления следующий вопрос был неизбежен, как труба Гавриила, и он прозвучал.

– А откуда у вас этот шрам? – с любопытством спросила Серова Арина.

– Ах, это… – Я коснулся виска. – Память о месте под названием Бай-Муры. Или, как его еще называли, долине Шангри-Ла.

Вилка благочинного замерла на полдороге, и я отчетливо осознал, что ляпнул лишнего.

Долина Бай-Муры находится в сотне верст к северу от Кандагара. Базовый укрепрайон. На тамошних складах есть все, даже плавленый сыр в хрустящей обертке.

Полгода назад его пыталась взять 17-я бронестрелковая, но при выдвижении попала в засаду в Ойхотском ущелье. С тех пор это Ущелье Кровавого ручья.

На этот раз местному шейху скормили дезу, что на новый штурм снова пойдут бронестрелки и он клюнул – вывел отряды на дороги. В долине осталась только охрана – около сотни рыл. И склады.

Мы подлетаем к долине спустя три минуты после начала атаки. Две эскадрильи штурмовых драконов выстроили в небе круг и время от времени ныряют вниз, подхлестывая царящий там огненный ад.

Но кто-то все же уцелел. Черный зев пещеры выплевывает навстречу снижающимся коврам трассу «гатлинга». Очередь проходит левее и выше, а на пещеру немедленно пикирует очередная пара драконов – черная дыра превращается в огненное вулканическое жерло.

Ковер тяжело плюхается на вершину холма. Ссыпаемся вниз по склону. Неожиданно из-под земли, словно чертики, выскакивают трое басмачей – и тут же катятся вниз, схлопотав по паре пуль. Запоздало грохочет коверная магистволка.

Нора, из которой выскочили басмачи, извергает клуб белого дыма – кто-то швырнул туда фосфорную гранату.

У подножья бывшая огнеточка – позиция «гатлинга». Кто-то из летунов прицельно засадил по ней заклятьем, скорее всего «ледовым копьем», и теперь «гатлинг» покрыт толстым слоем мясного фарша, в который превратился расчет.

Снова грохочет магистволка, выбивая фонтанчики пыли саженях в тридцати впереди. Там выскакивает еще один басмач, несколько мгновений исполняет под пулями какой-то дикий танец, затем пули все же настигают его и отшвыривают обратно.

Замечаю за каменным бруствером какое-то зеленое шевеление, палю навскидку – в ответ дикие вопли и выстрелы. Троллебойщики лупят по брустверу бомбочками. Кто-то из соседей добавляет файербол. Вопли стихают, через ограду переваливается клубок косматого огня, пробегает пару шагов в нашу строну, падает и продолжает гореть дальше, тихо потрескивая. Странно, но среди всей какофонии боя именно это потрескивание слышно очень отчетливо.

Десяток саженей вправо – еще одна нора. На этот раз фосфорка летит туда сразу, не дожидаясь, пока кто-нибудь соизволит выползти.

Сверху грохочет взрыв. Нам на головы валятся два дымящихся трупа… и один живой – бородатый басмач в черном халате и саблями в обеих руках. Быстрый – прежде, чем мы успеваем развернуть в его сторону стволы винтовок, он наотмашь рубит Олега, достает второй саблей Беорна, бросается вперед, ко мне – чертовский быстрый! – и я уже не успеваю ни выхватить револьвер, ни даже поднять винтовку, только отшатнуться и удар, предназначенный развалить мой череп, задевает меня совсем чуть-чуть… я лечу кувырком, вижу, как, хватаясь за живот, падает на колени Беорн, как Пасечник в упор разряжает в грудь басмача троллебой – заряд картечный и то, что валится на глину… а потом мир вокруг меня темнеет.

Темнеет… мне стоило немалых трудов вернуться обратно в обыденную реальность.

– Вы были участником крестового? – с ноткой, как мне показалось, сочувствия в голосе спросил Зорин.

– Да.

– Некоторым моим друзьям, – объяснил благочинный, – тоже довелось побывать, как они говорят, «за речкой». Один из них рассказывал мне про долину Шангри-Ла. Это был опорный пункт еретиков?

– Укрепрайон, – поправил я. – Там это называлось укрепрайон.

– И, насколько я помню, – продолжал благочинный, – взять его удалось только один раз. – После чего выжидательно уставился на меня.

– 147-й отдельный егерский полк. – Правая ладонь привычным коротким жестом взметнулась к виску.

–Ты – егерь? – непритворно удивилась Марина. – Но… я думала, что в егеря берут только эльфов.