Мэтью Стовер - Герои умирают

– После этого сообщения мы вернемся к Кейну в прямой трансляции!

Сообщение принадлежало Студии. В нем говорилось, что Студия в целях рекламы дарит зрителям шестидесятисекундную прямую трансляцию с места событий. Девиз «Приключения Анлимитед: Когда вам хочется стать другим человеком» медленно таял на экранах всего мира. После него началась трансляция.

И мир вздрогнул.

Пешее движение на Таймс-сквер застопорилось – стоявшие плечом к плечу пешеходы смотрели на огромные телеэкраны. То же самое происходило в Токио, Лондоне, Йоханнесбурге, Кабуле, Нью-Дели… Те, у кого были личные карманные экраны, останавливались посреди дороги и доставали их, остальные бежали по домам, в бары, к магазинам, где могли хотя бы увидеть картинку. Торговля и операции на фондовой бирже застопорились; воздушное движение продолжалось только в служебных зонах, где им управляли компьютеры.

Почти каждый человек на Земле, затаив дыхание, слушал мысленный монолог Кейна.

– Похоже, большую часть жизни мне приходится выбираться из чужого дерьма.

Надо мной тускло светится кольцо унитаза. Я лезу вверх, хватаюсь за него руками и быстро высовываю голову, чтобы оглядеться. Сортир пуст, как я и ожидал; обыскивавшие его Королевские Глаза оказались чересчур привередливыми, не стали спускаться в шахту и вообще провели здесь минимум времени.

Я поднимаю сиденье и вылезаю из унитаза. Мне стоит больших усилий не застонать – каждая моя рана немедленно напоминает о себе, болит все, начиная от глаз и кончая костью онемевшего правого колена.

Клянусь мечом Тишалла, я инвалид. Не помог даже сон на окаменелом дерьме на дне шахты.

Впрочем, могло быть и хуже: если бы Ма'элКот не отменил гладиаторские бои, кто-нибудь мог бы воспользоваться этим сортиром, пока я был внизу.

В вентиляционные щели между стеной и крышей виден дневной свет, а все более громкие крики толпы говорят мне, что Ма'элКот в любой момент может войти в ворота.

Вентиляционные щели опоясывают всю стену арены. Гладиаторская уборная находится совсем рядом с выходом на арену, дабы идущих на смерть не беспокоили переполненные мочевые пузыри и сжавшиеся в спазмах сфинктеры. Я осторожно иду сквозь арку без дверей, подпрыгиваю и подтягиваюсь, чтобы выглянуть наружу. О шуме можно не беспокоиться – двадцать тысяч приверженцев Ма'элКота орут так, что я могу взорвать здесь бомбу и никто ничего не заметит.

Арена здесь толщиной около трех футов. Я просовываю голову в одну из щелей, чтобы осмотреться. Внезапно меня одолевает приступ клаустрофобии – я чувствую тяжесть камня у себя над головой и упираюсь в камень локтями. Я невидим в черной тени, отбрасываемой полуденным солнцем.

Я смотрю сквозь вентиляционную щель на золотой песок в солнечных лучах. Над ареной пестреют праздничные одежды зрителей, тесно разместившихся на сиденьях. Они напоминают яркую мозаику – она трепещет и волнуется, будто сшитый из лоскутков флаг.

Какое-то мгновение я разглядываю толпу. Одни нервничают, другие злятся, третьи кажутся откровенно счастливыми.

Через час многие будут мертвы.

В поле зрения попадают несколько Серых Котов в гражданской одежде и около десятка преображенных кантийцев. Я не боюсь за них: они здесь для того, чтобы сражаться.

Интересно, было ли у кого-нибудь из зрителей предчувствие, что сегодня не стоит сюда соваться? Кто из них не удивится, когда вспыхнет заварушка? Кто почувствует дрожь от узнавания? А скольких в предсмертную минуту посетит жестокая мысль: «Я же знал, что надо было остаться дома»?

В скольких домах сегодня будут оплакивать погибших?

Но если я могу купить жизнь Пэллес ценой смерти каждого мужчины, женщины и ребенка на этом Стадионе, я сделаю это. Даже будь их здесь вдвое больше. Я купил бы ее не торгуясь – а сегодня мне предстоит чертовски трудная сделка.

Что-то я становлюсь экономным – старею, что ли?

Новый взрыв оглушительных криков потрясает Стадион, прерывая мои размышления.

Это приехал Ма'элКот.

С ним идет целая процессия, сотни людей в праздничных нарядах; они танцуют на арене, разбрасывают в толпу сладости и монеты, побуждают народ петь вместе с ними гимн Ма'элКоту – «Царь царей». Среди них есть несколько красивых девушек, но в основном процессия все-таки состоит из немолодых мужчин. На раскрашенных по случаю праздника лицах видны морщины, а за улыбками вырисовывается холодное выражение старых солдат, опытных убийц.

Итак, он готов.

Хорошо же!

Толпа не хочет петь. Голоса, которые присоединяются к песне, тонут в усиливающемся реве.

А затем в моем поле зрения появляется украшенная розами платформа.

Она движется без каких-либо явных рычагов – видимо, за счет сил Ма'элКота. Вон он, в центре – он словно легендарный герой, или мифологический бог, или фигура на носу корабля-платформы, въезжающей на песок. Его руки упираются в бока, голова откинута. Для тех, кто видит Анхану впервые, сообщаю: изящно одетый человек рядом с ним, в кружевном камзоле и заправленных в сапоги панталонах, – это герцог Тоа-Сителл, Ответственный за общественный порядок, читай: глава секретной полиции. Он очень умен и очень опасен. Его лицо ничего не выражает; он равнодушно разглядывает зрителей.

Вероятно, ищет меня.

Его здесь быть не должно; я надеялся, что он не окажется таким глупцом. Если его сегодня убьют, король и королевство Канта окажутся по уши в дерьме.

Ну ладно, беспокоиться о короле уже поздновато. У меня есть свои дела. Вон они.

Как ни стараюсь я не замечать двух Х-образных рам по сторонам украшенной цветами платформы, не могу отвести от них глаз. С одной свисает Ламорак. Он уронил голову и кажется мертвым – а жаль.

Не хотелось бы мне, чтоб он пропустил такое зрелище.

С другой рамы, опутанной серебряной сетью, свисает моя жена.

У меня холодеет в животе, словно я проглотил кусок льда, холод лезет мне в грудь, леденит ноги, руки, голову. Я вижу себя как бы со стороны, слышу свои мысли. Я не чувствую биения собственного сердца – только шипение под ребрами, да еще в ушах потрескивает, словно в ненастроенном радио.

Пэллес поднимает голову. Она кажется взволнованной; она далеко от того таинственного места, где ей было так хорошо. Она облачена в белую рубаху, сквозь которую проступает кровавая полоса от ребер до пальцев левой ноги. Кровь капает с пятки прямо в цветы под ногами Пэллес.

Рама, на которой она висит, может представлять проблему. Почему-то я не ожидал увидеть ее распятой…

Может быть, я просто не продумал все так хорошо, как следовало бы.

Берна не видно; это означает, что его тело уже остывает в холодце на дне пещеры. Жаль, что я не смог быть там и увидеть, как свет уходит из его глаз – но зато теперь я могу сказать, что пережил его.