Мэтью Стовер - Герои умирают

Он пожимает плечами – и грохочет гром.

Он смеется – и солнце тускнеет.

Он поднимает голову – и с потемневшего неба падает молния, вливая в его тело энергию. Из него рвутся языки пламени, охватывающие платформу и в мгновение ока превращающие цветочные гирлянды в угли.

Следующий за этим гром оглушает меня, а Ма'элКот стоит, ликуя, среди языков пламени.

Он поднимает кулак в жесте, который знаком мне еще с Ритуала Перерождения. Я откатываюсь, бессвязным криком пытаясь переубедить Пэллес.

Кулак Ма'элКота таранит воздух. Взвивается огненная плеть; она с ревом устремляется к Пэллес и бьют ее в грудь. Моя жена распахивает руки и принимает удар, словно цветок, впитывающий солнечные лучи.

Ее смех полон неземной силы. Она показывает на север, за стену Стадиона, поднимающуюся высоко в небо.

Там возносится хрустальная гора, закрывающая полнеба, гора с изумрудными вкраплениями водорослей и серебристыми мерцающими рыбками. Сама река встала на дыбы…

Она приобретает форму шара величиной с деревню. Потом шар раскрывается подобно цветку или морской звезде…

Это рука.

Рука Шамбарайи низвергается на Стадион. Дерущиеся вокруг нас старые ветераны отбрасывают оружие и валятся на землю, закрывая глаза и визжа как дети. Горожане хватаются друг за друга и вопят. А я… я не могу отвести глаз.

Чем стала Пэллес, если она может делать такие вещи?

Рука размером с крейсер или самолет смыкается вокруг нас. Горящая платформа шипит, и вода вокруг нее закипает, посылая в небо клубы пара. Долгое мгновение я нахожусь под водой, нос к носу с удивленным карпом величиной с мою голову. Потом вода уходит, оставляя позади дымящиеся останки платформы, мокрые насквозь. Яд все еще горит у меня в ноге.

Высоко в небе, чуть ли не у самого солнца, рука держит Ма'элКота. Шар воды – около сотни метров в поперечнике, и я едва вижу императора сквозь его толщу.

Внезапно вокруг него начинает клубиться пар – Ма'элКот раскидывает руки и горит.

Он еще не сдался, и я совсем не уверен, что Пэллес – или Шамбарайя, поди разбери – может с ним справиться.

Я вообще не уверен, что кто-нибудь на это способен.

Я перекатываюсь, выкашливая из себя зеленоватую воду, и вдруг обнаруживаю себя возле разбитого лица Ламорака. За последние несколько дней ему здорово досталось – сломанная нога, сломанная челюсть, сломанный нос, запухшие глаза… Эти глаза встречаются с моими и безнадежно закрываются; если б я хотел убить его прямо сейчас, он не смог бы помешать мне. Он теряет сознание лишь потому, что знает меня слишком хорошо и понимает: мольбы бесполезны.

– Приходи в себя, ты, ублюдок, – рычу я, запуская пальцы под повязку на его челюсти.

Внезапная острая боль от врезающегося в подбородок полотна приводит его в чувство. Ламорак таращит глаза, словно испуганная лошадь.

– Не смей падать в обморок. Я хочу, чтобы ты все видел.

– Ч-что… но, но, Кейн…

Мне ужасно хочется полежать еще, однако я заставляю себя встать на ноги. Раненое бедро онемело вокруг укола, а волна огня уже докатилась до таза.

У меня осталось минут пять.

Я переступаю через безвольное тело Тоа-Сителла – надеюсь, этот маленький ублюдок захлебнулся – и подхожу к Х-образной раме, к которой была привязана Пэллес.

Она сейчас высоко над моей головой, она излучает солнечный свет. Кроме нее ничто больше не освещает Стадион.

Откуда-то вдруг появились черные облака – огромные, словно булыжники, бьющие в небо молниями.

Мне нужно всего лишь добраться до Пэллес, дотронуться до нее, и мы спасены, но она слишком далеко, она парит в воздухе…

Я кричу ее имя, кричу снова и снова, и тут поднимается яростный ветер, который рвет слова у меня изо рта и бросает их прочь. Пэллес не слышит меня и не сможет услышать. Может быть, если я взберусь на раму, то смогу балансировать на ее верхушке, смогу прыгнуть…

Зверски болят обе ноги – правое колено и горящее левое бедро. Я со стоном взбираюсь на крест… и вижу Берна.

Он на арене, кричит, сквернословит и пинает солдат, лежащих на земле вокруг него. По его губам я могу прочесть что-то вроде «застрелите эту чертову суку», однако почти ни у кого из его людей нет арбалетов, а те, кто вооружен ими, все еще дерутся с кантийцами и не слышат приказа.

Он поднимает голову – в свете Пэллес его лицо кажется неразличимым – и что-то прикидывает. Наконец он принимает решение, Косалл поднимается, Берн подгибает ноги…

И прыгает.

Одновременно со мной.

Он летит вверх как стрела. Я подпрыгиваю и стараюсь перехватить его из последних сил. Изначально у меня было преимущество футов в пятнадцать – двадцать, но этого недостаточно, я опоздал, я слишком медлителен… Я вытягиваю руки… и пальцы касаются верха его сапога, за который я неистово цепляюсь.

Мы сталкиваемся в воздухе. Я падаю, падаю, выпускаю сапог Берна, и мы падаем порознь. Наконец я шлепаюсь на песок и задыхаюсь.

Пока что я могу только лежать, чуть подергиваясь, пытаясь набрать воздуха в легкие. Когда я наконец ухитряюсь сделать глубокий вдох, рядом с собой я вижу силуэт Берна, подсвеченный молниями, сверкающими в тучах.

– Что за черт, – говорит он, с трудом перекрикивая ветер. – Ладно, теперь твоя очередь нападать.

Он поднимает Косалл и смотрит на его мерцающее лезвие.

– Знаешь, я очень долго ждал этого.

– Представь, я тоже.

Я захватываю его щиколотку ступней и бью по колену, но он уже знаком с этим приемом, и я едва успеваю спасти ногу. Он сгибает колено, чтобы смягчить удар, и тянется к моему бедру Косаллом – я едва успеваю откатиться. Кувырок через спину, и я встаю на ноги, а Косалл высекает целый фонтан песка.

Я пячусь назад, озираюсь вокруг, чтобы не наступить на кого-нибудь из упавших. Берн атакует, крадется по-кошачьи, чуть покачивая высоко поднятым мечом. Улыбка у него… наверное, такую видели у меня те, кого убивал я.

Оказывается, это совсем не симпатично.

У нас над головами рокочет гром, а по блеску молний я догадываюсь о другой, гораздо более важной схватке – Пэллес и Ма'элКота. Они ведут бой на глазах двадцати тысяч перепуганных зрителей.

А на нас с Берном никто и не смотрит. Никому нет дела до нашей мелкой драчки.

Слава мне не светит.

Он гораздо сильнее меня, фантастически быстр, гораздо лучше владеет техникой и держит равновесие, да к тому же обладает мечом, который режет все на свете. Не говоря уже о Силе, делающей его практически неуязвимым.

Но я все равно убью его

Мне придется его убить. Пэллес не может заниматься еще и им, а между ними стою только я.

Я осматриваюсь; Берн между тем приближается в свете молний, покрывая последние три метра за одно мгновение. Острие Косалла касается моей куртки, без натуги режет кожу – я едва успеваю увернуться. Пока Берн по инерции летит мимо, я легко хватаю его за руку, от чего он теряет равновесие, а потом бью ребром ладони по горлу.