Мэтью Стовер - Герои умирают

– Прикажи им отойти, – шепчу я ему в ухо.

– Отойдите! – хрипит Берн. Он кашляет, выплевывает сгусток крови, его голос становится сильнее и увереннее. – Кейн – мой старый друг. Мы не сражаемся, просто у нас такое приветствие.

– Для умирающего у тебя прекрасное чувство юмора, – шепчу я ему. Он пытается пожать плечами, при этом одно касается моей груди. – Держи руки так, чтобы я их видел.

Он покорно вытягивает руки перед собой и шевелит пальцами.

– Хороши, а?

– Что случилось с Пэллес Рид?

– С твоей сукой? Откуда мне знать? У меня полно дел с этим ублюдком Саймоном Клоунсом.

– Эх, Берн-Берн, – укоризненно шепчу я ему на ухо, – зачем врать? Вспомни о такой вещи, как предсмертное покаяние.

Он хмыкает.

– Тогда уж точно не стоит говорить правду. Но я не лгу. Ты того не стоишь.

Я верю ему, несмотря на то что помню, как Пэллес столкнулась с ним. Я уже понял, каков был эффект произнесенного ею заклинания – информационной блокады, распространившейся со скоростью магии, какова бы эта скорость ни была; оно рассредоточило последние воспоминания о Пэллес или что-то вроде того. Однако и Берн, и Коты должны были войти с ней в какой-то контакт уже после произнесения заклятия – ведь они окружили ее. Если Берн до сих пор ничего не может вспомнить, значит, заклинание действует. А если оно все еще действует…

Пэллес жива. Конечно, ее могли посадить в Донжон, но по крайней мере она жива.

При этой мысли по моему телу разливается такое тепло и покой, что на какие-то полсекунды меня посещает соблазн подарить Берну жизнь.

– Последний вопрос: зачем меня разыскивают? И кто сообщил Глазам о моем появлении в городе?

– Это два вопроса, – насмешливо отвечает Берн.

Я не настолько заинтересован в ответе, чтобы терять время на выслушивание бреда, который он будет нести, – так что я просто вонзаю нож ему в горло.

Конец ножа скользит по его коже, словно по стальному листу.

Я тупо колю еще раз в то же место, не в силах поверить в происходящее, и когда клинок снова соскальзывает, я теряю целую секунду, по-идиотски глядя на предавшее меня оружие.

Я начинаю понимать, почему у Берна нет шрамов.

Кажется, я влип.

Шелковым, ясным голосом Берн объявляет:

– А теперь следующий номер…

Он тянется рукой за спину и сжимает мое левое плечо так сильно, что я даже не испытываю боли: рука просто-напросто немеет. Потом с неимоверной силой отрывает меня от себя – безо всяких приемов, просто долго тянет, – встает на ноги и поднимает меня в воздух.

– Ты никогда не мог меня переплюнуть, – говорит он. – Но теперь я фаворит Ма'элКота. Он сделал меня гораздо быстрее, гораздо сильнее – теперь я неуязвим. Ма'элКот создал для меня специальное заклинание, названное им «Бернов щит». Нравится?

Я бью его в лицо коротким пинком из тайской борьбы, так что моя нога ударяет по его искалеченному носу – а Берн смеется надо мной. Свободной рукой он вздымает меня, и я болтаюсь в воздухе.

Потом он швыряет меня через головы зрителей.

Я вылетаю из игровой ямы и взмываю еще выше – должно быть, Берн будет посильнее огров, стоящих вокруг и тупо глядящих на мой полет. А я все лечу, и люди разбегаются с дороги.

Мое тело само сумеет приземлиться; голова же думает о том, как можно справиться с Берном.

К тому времени, как я ударяюсь в кучку игроков в карты и мы дружно валимся на пол, при этом почти не ушибившись, я успеваю кое до чего додуматься.

Во-первых, одной силой Берн не сможет закрыться от моих ножей.

Во-вторых, если б он действительно был неуязвим, как говорит, я не смог бы сломать ему нос.

Я все еще могу справиться с ним; мне нужно только изменить тактику, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам. и, как у всякого приличного ученого, у меня уже задуман эксперимент для превращения этой гипотезы в теорию.

Люди, на которых я упал, расползаются, путаясь в чужих руках и ногах, пихают меня, и я все еще только пытаюсь встать на ноги, когда Берн перепрыгивает перила игровой ямы. Тыльной стороной руки он утирает окровавленный рот и крадучись идет ко мне.

– Счастливчик ты, Кейн, – говорит он. – Я дал обещание…

Человека легче всего застать врасплох, когда он говорит – большая часть его внимания уходит на продолжение разговора. Не вставая с колен, я вытаскиваю из ножен на поясе оба метательных ножа и швыряю их одновременно – они вертятся в воздухе

Я почти не вкладываю в бросок силы – мне этого и не надо. Нож, пущенный слабой, онемевшей левой рукой, летит высоко, к лицу Берна, и тот раздраженно отбрасывает вертящийся клинок – но рука остается цела, потому что на ней Берн инстинктивно сфокусировал свою защиту. Зато второй нож удовлетворяет мою жажду убийства – попадает Берну в ногу, в дюйме от колена, режет алую ткань и пронзает кожу.

Крошечный порез, тонкая линия, остающаяся за алыми каплями, едва заметная царапина – но Берн смотрит на нее, а я – на него. Когда он снова поднимает глаза, в их уголках я вижу едва заметную неуверенность.

В моем мозгу прорывается плотина, начинает бушевать ветер, подобный бесконечному божьему вдоху. Вселенная сужается, и теперь в ней есть только мы с Берном да еще три метра открытого пространства между нами.

Я встаю.

Вытаскиваю последний оставшийся у меня боевой нож.

– Живущий мечом погибнет от моего ножа, – говорю я Берну. – Хочешь – считай это пророчеством.

Теперь в его глазах я вижу еще кое-что – да, это бешенство.

Это все равно что смотреть в зеркало.

– Черт бы подрал этого Ма'элКота, – нервно роняет он.

Затем бросается на меня, и я приседаю, готовясь достойно встретить его.

Он проводит бросок через плечо, настолько быстрый, что в движении его руки кажутся размытыми. Никаких телячьих нежностей – он целится в то место, где плечо переходит в шею. Нож, который я сжимаю обеими руками, останавливает его меч, задерживает его у меня над головой. Нож слегка гудит в моей в руке; от этого начинают гудеть рука, плечо и, наконец, зубы.

Правой рукой я резко отвожу нож, целясь Берну в глаза, но мне не хватает какой-то ширины ладони. Я перекатываюсь в сторону, и Берн следует за мной. Он бьет мечом, воздух гудит от омерзительного тонкого гудения, клинок вонзается в ковер и деревянный пол у самой моей головы так просто, словно вместо дерева встречает на пути сыр. Большим пальцем ноги я захватываю щиколотку Берна и бью его по колену; он сгибает ногу, чтобы защитить связки, однако все же падает.

Я вскакиваю на ноги и только теперь понимаю, почему не достал ножом до его глаз: мой нож укоротился дюймов на пять, теперь над гардой выступают всего три пальца лезвия, на срезе блестит новая сталь.

Его меч – черт, да это же Косалл…

Пораженный этим, я застываю всего лишь на секунду, но Берн успевает подняться с пола. Ловкий удар приводит меня в себя, и я выбрасываю ногу, чтобы снова бросить противника на пол.