Мэтью Стовер - Герои умирают

«Ладно, – решил Коллберг, – поиграем еще». Ламорак искалечен, а Кейн чересчур умен, чтобы отдавать свою жизнь за другого. Ламорак наверняка умрет, а смерть актера произведет всплеск на рынке записей.

Что касается отзывов Кейна о самом администраторе, Коллберг воспринял их со спартанским спокойствием – он считал себя более чем профессионалом, чтобы обижаться на прозвища вроде «жирной серой личинки». Вероятно, тут сыграл свою роль амфетамин; впрочем, Коллберг не слишком разбирался в его действии. Последнее оскорбление он спокойно и почти любовно присовокупил к растущему списку оскорблений в свой адрес. Когда-нибудь, возможно, даже очень скоро, он поквитается с Кейном.

Угрюмый, переполненный злостью, Хабрак смотрел на спутанную, черную от копоти веревку, не так давно привязанную к зазубренному куску металла. Стражник, который принес эту вещь и положил на стол, стоял смирно и рассказывал, как нашел своего товарища связанным и с кляпом во рту на крыше возле площадки для стражников.

– Когда я ушел, его освобождали от пут. Я подумал, он вряд ли что-нибудь знает, и потому гораздо важнее доставить вам вот это немедленно.

– Все правильно, копейщик.

«Будь у него хоть капля мозгов, – подумал Хабрак, – он оставил бы веревку на месте и хватал вылезающих из трубы по одному».

В любом случае эти чужаки, эти нарушители закона, кто бы они ни были, пробрались в его Донжон и теперь были в ловушке. Оставалось только схватить их.

– Собери солдат, не поднимая шума, – проворчал он. – Мы спустимся вниз и осмотрим каждый дюйм. Наши приятели могут и не знать о том, что мы у них на хвосте. Прикажи ребятам не особо беречь пойманных – обойдутся без допроса. Я хочу, чтобы каждый не стражник и не арестант, находящийся в Донжоне, умер. Застрелите их. Без пощады.

Он встал и потянулся к оружию.

– Мне нужны все тела, ясно? Все тела.

– Если б ты не подстрелила меня, вы могли бы еще на что-нибудь надеяться, – пыхтит Аркадейл, пытаясь скрыть за вежливостью боль. – Но с этой раной никто не поверит, что вы находитесь под моим попечительством. Осмелюсь заметить, что как заложник я также ничего не стою, поэтому ни один стражник не пропустит вас, чтобы сохранить мою жизнь.

– Я не собираюсь убивать тебя просто так, – отрезаю я. – Заткнись.

– Кейн, – тонко выдыхает Ламорак, пытаясь обмотать остатки своей рубашки вокруг полукруглого надреза на паху, – пусть он снимет эту свою шляпу.

– Не приставай ко мне.

Десяток перепуганных студентов на передней скамье дрожат и облизывают пот с верхней губы. Я тычу пальцем в самого здорового и по виду самого сильного из них.

– Эй, ты, иди сюда!

– Я? – Он прижимает ладонь к груди и оглядывается в слабой надежде, что я показываю на его соседа.

– Ну, быстро!

– А почему я? Я же ничего не…

– Таланн, – резко говорю я, – пристрели этого тупицу. Он вскакивает на ноги со скоростью чертика из коробочки и машет перед собой руками.

– Не надо! Не надо! Я уже иду!

Он бросается ко мне, замаскировав искаженное страхом лицо улыбкой готовности помочь.

– Как твое имя?

– Р-рушалл, если вам уго…

– Заткнись! Ламорак, – я поворачиваюсь и протягиваю ему руку, – Рушалл поработает у тебя верховой лошадью. Иди сюда, посадим тебя верхом.

Ламорак бросает на него взгляд, пожимает плечами и выдавливает болезненную улыбку.

– Все лучше, чем пешком.

– П-пожалуйста, – мямлит Рушалл.

– Сказано тебе, заткнись! – повторяю я. – Лошади не разговаривают. Ну-ка, повернись!

Рушалл продолжает неразборчиво бормотать, однако покорно позволяет Ламораку взгромоздиться на себя. Оба чуть постанывают – Рушалл от тяжести, Ламорак от боли.

– Пусть Аркадейл снимет шляпу, Кейн, – с усилием повторяет Ламорак. – Тогда я, быть может, сумею помочь… Иначе он нам ни к чему…

Его лицо зеленовато-бледное, как у трупа. Кажется, ему стоит немалых усилий просто оставаться в сознании. Он дышит глубоко и медленно, стараясь не поддаться шоку, – похоже, этот сукин сын будет повыносливее, чем я думал. Однако на объяснения у него не хватает сил, и я не задаю вопросов. Я подхожу к валяющемуся на полу Аркадейлу.

– Слышал, что сказали? Снимай!

Он норовит отодвинуться от меня и хватается за шляпу, пытаясь удержать ее на месте. Без лишних слов я резко вытаскиваю и поворачиваю оперение торчащей из его плеча стрелы. Сталь дрожит у меня в руке и скрежещет по кости плечевого сустава. Аркадейл кричит и выпускает шляпу, которую я и сдергиваю с него свободной рукой.

У него угловатое высокоскулое лицо липканского аристократа, а слипшиеся от пота волосы не намного отличаются по цвету от его бледного лица. Аркадейл едва слышно стонет сквозь сжатые зубы, изо всех сил стараясь не уронить липканского достоинства.

– Встань! – приказывает Ламорак.

Я прекрасно понимаю, что Аркадейл не станет помогать нам – однако этот сукин сын действительно встает, медленно разгибая свои паучьи ноги. Я оглядываюсь на Ламорака и понимаю, в чем дело. На его безупречном лице застыло знакомое выражение – сверхконцентрация мысленного зрения.

– Дай сюда источник питания твоего костюма, – негромко приказывает Ламорак.

Здоровая рука Аркадейла механически ныряет за ворот костюма «пчеловода». Глаза палача стекленеют, и он начинает говорить, словно не замечая движений собственной руки:

– Вы все равно не сможете сбежать…

Он твердит это все время, пока его рука шарит за воротом и наконец достает крошечный блестящий черный камушек размером с горошину. Я уже видел такие: это грифонов камень.

Такие камни добывают из внутренностей птиц-чудовищ размером с лошадь; камни концентрируют бездну магической энергии. В отличие от драконов, которые могут привлекать Силу точно так же, как маги-люди или нелюди, грифоны полностью зависят от камня, помещенного у них в зобу. Без грифонова камня они так беспомощны и смешны, какими могут быть только полусоколы-полульвы, встречающиеся в природе выродки. С камнем же они превращаются в стремительных летунов и опасных противников, а также в мишень охотников за камнями, которые уже практически извели этих редких животных. Все это вмерте превращает грифоновы камни в большую редкость, имеющую огромную цену, даже если они так же невелики, как этот.

Аркадейл механически подходит к Рушаллу с Ламораком на закорках и кладет в вытянутую руку актера грифонов камень. По лицу Ламорака блуждает улыбка, глаза закрываются, как будто он испытывает плотское удовольствие.

– Вот теперь все в порядке, – бормочет он. – Можно идти,

– Слышал, что сказано? – говорю я Рушаллу, кивая на лестницу. – Ну, пошел!

К тому времени как мы добираемся до верхних ступенек, Рушалл уже покачивается под тяжестью Ламорака. Это плохой знак. Я переступаю через лежащих стражников – они без сознания, однако все еще дышат – и киваю Таланн.