Виктория Угрюмова - Имя богини

Тешуба хоронили отдельно от всех. На площади перед храмом Барахоя сложили высокий помост из черного дерева, обрядили тело старика в лучшие одежды, какие только смогли обнаружить во дворце Дахака Давараспа.

– Зачем, аита? – спросили жрецы. – Тешуб и при жизни не нуждался в таком великолепии.

– Не знаю, – прошептал Зу-Л-Карнайн, – не знаю, как вымолить у него прощение, хотя я ни в чем вроде не виноват. Но ведь можно было...

– Нет, – Каэ взяла его за руку, – не кори себя...

Вокруг помоста, на который водрузили тело Тешуба, выстроился почетный караул императорских телохранителей во всем великолепии. Богатырского сложения воины в парадных, начищенных до блеска доспехах – будто это не они еще вчера рубились у стен города – стояли, обнажив мечи.

Костер разожгли на площади, прямо перед храмом Барахоя.

Как ни странно, на похороны мудреца пришло много жителей. Сначала они опасливо жались на соседних улицах, стояли у самых стен домов, выходящих на площадь. Но потом осмелели и подошли поближе. Пока жрецы читали молитвы и кропили погребальный костер благовониями, чтобы отогнать злых духов и облегчить мудрецу переход в иное состояние, друзья молча стояли рядом с императором и Агатйяром, чуть в стороне от многочисленной свиты.

– Ты думаешь, – обратился Зу-Л-Карнайн к одному из жрецов, проходящему мимо, – что ему это действительно поможет?

– Наши священнодействия – нет, – без тени смущения ответил жрец. – А вот то, что мы при этом о нем вспоминаем, болеем душой и скорбим, – и есть главное, что человек может сделать для человека. Посмотри вокруг, аита, – сколько людей, переживших подобное горе, собрались сегодня здесь, несмотря на естественный страх перед тобой и твоими воинами, несмотря на боль своих утрат. Они все поминают Тешуба добрым словом. Говорят, он никому никогда не отказывал в совете или помощи. Он был светлым человеком, повелитель.

Каэтана слушала, и на душе у нее становилось все радостнее. Это было странное, труднообъяснимое состояние. Тяжесть собственных проблем, горечь утраты, беспомощность и потерянность перед лицом чужой, более сильной воли – несмотря на все это, она ощущала себя чистой, радостной и всемогущей.

«Может, это и есть признак обладания магической силой», – подумала Каэ, но не стала никому ничего говорить по этому поводу.

Воины подошли к помосту с четырех сторон, держа в руках зажженные факелы. Протяжно зазвучали трубы, а гвардия ударила мечами о щиты так, что звон пронесся по площади, отражаясь от каменных стен, и затих где-то в бело-голубом высоком небе.

– Нужно ли что-нибудь бросать в костер? – спросил аита у жреца.

– О повелитель, – ответил тот, склоняя голову, – Тешуб сказал бы, что ритуал не важен. Но если ты захочешь что-то положить от себя, сделай это. Не препятствуй душе...

Император сделал знак рукой, и десять слуг с видимым трудом вынесли вперед ладью, сделанную из серебра и слоновой кости, доверху наполненную драгоценными резными вещами.

– Не жаль красоты? – спросил Агатияр.

– Пусть будет легким его небесное плавание, – прошептал император. – Не верю, что место старика в подземном царстве.

– Почему? – искренне удивился визирь.

– У него лицо божественного ребенка – кроткое мудрое. Я люблю тебя, Агатияр, и рад, что ты со мной, но я очень хотел бы, чтобы у нас был такой советник при дворе.

– Кто этого не хочет? – откликнулся Агатияр. – Но Тешуб не служил земным владыкам...

– А Давараспу? – обернулся к нему Зу-Л-Карнайн.

– Конечно нет, о повелитель. Тешуб жил в ал-Ахкафе, а не служил здесь...

Пока они говорили, жители города, по примеру завоевателя, подходили к огромному костру, жар от которого стал распространяться на довольно большое расстояние, и бросали в него скромные подарки – кто что хотел и мог.

Летели в костер кольца, резные украшения, цветы и монеты, горсти орехов и даже несколько детских игрушек. Увидев это, аита прошептал несколько слов на ухо слуге, и тот с поклоном исчез. Возвратившись спустя несколько минут, доложил:

– Он спас жизнь многим детям этого города. Говорят, он был хорошим врачом.

Длинная вереница рыдающих людей, которые пришли проводить мудреца в последний путь, выстроилась у костра. Постепенно жители города затопили всю площадь, не подходя близко только к тому месту, где в окружении телохранителей и придворных стоял Лев пустыни Зу-Л-Карнайн.

Каэтана смотрела на огромное ревущее пламя, которое рвалось к небу алыми языками, и удивлялась, что огонь никак не доберется до тела старика. Наконец она тоже решила подойти к костру, чтобы положить в него свое подношение. Она еще не решила, что подарить мудрецу, провожая его в последнюю, самую дальнюю дорогу, но шагнула вперед. Ее мгновенно окружили Джангарай, Ловалонга и Бордонкай. Когда люди увидели фигуры трех рыцарей, сдвинувшиеся с места, они невольно подались назад, освобождая значительное пространство. И на это образовавшееся свободное место ступила Каэ, вытаскивая из-за пазухи карту, нарисованную рукой покойного Арры.

– Прими, о Тешуб, прощальный привет твоего далекого друга. И мою глубокую признательность... – Она шнурком перевязала свернутый в трубку пергамент. Затем шагнула к костру и положила в него свой дар.

В этот же миг, по невероятной случайности, как подумала Каэтана, огонь взметнулся вверх алым столбом и охватил тело Тешуба. Теперь языки пламени обнимали и словно приподнимали высохшее старческое тело. И оно зашевелилось – или это поплыло жаркое марево и задрожал от невыносимого зноя воздух.

Люди на площади затаив дыхание смотрели на эту картину. Перед огромным – в несколько человеческих ростов – погребальным костром стояла хрупкая маленькая женщина, которая словно не чувствовала жара, и смотрела на мудреца задрав голову. Она прощалась с ним – губы ее шевелились, будто она что-то спрашивала или обещала. А старик вдруг приподнялся в огненном море и вытянул к ней руку, уже превратившуюся в почерневший факел. Так он и тянулся к ней этой пылающей рукой, пока та окончательно не превратилась в пепел и прах.

Каэтана долго стояла у догорающего костра, и никто не смел помешать ей, нарушив эти минуты молчания.

– Это и был тот знак, которого нам не хватало, – произнес жрец. – Я назначаю испытание сейчас же.

– Как вы себя чувствуете, благородная госпожа? – спросил Джангарай едва слышно, поддерживая Каэ на крутой лестнице, ведущей вниз, в подземелье.

– Спасибо, нормально. – Она сильнее обычного оперлась на его руку. – Послушай, Джангарай, ты жрецов различаешь в лицо?

– Нет, госпожа, – улыбнулся ингевон. – Когда я смотрю на них, мне кажется, что я только что выпил кувшин белого вина и у меня в глазах троится.