Александр Зорич - Боевая машина любви

– Семя вашей души и ведро крови аютских девственниц, – равнодушно пожал плечами военный советник.

– Ваши шутки еще глупее моих, – без иронии сказал Шоша. – Требования истребителей нежити были куда проще. Они потребовали передать им гору Вермаут и все земли, прилежащие к ней на двадцать пять лиг в окружности. Я не говорю уже о том, что один только я должен был бы отдать ласарцам едва ли не четверть всех своих доходных угодий. Но есть ведь еще барон Вэль-Вира, чьи интересы…

От замка Маш-Магарт, где жил барон Шоша со своей молодой женой Звердой, до горы Вермаут был один полный конный переход. С санным обозом и хорошо подготовленными лыжниками – два перехода.

В трех лигах от горы тракт разветвлялся на два. Северный тракт вел к замку Гинсавер, вотчине барона Вэль-Виры – человека, по мнению Лида, малоприятного.

Южная ветка тракта огибала Вермаут на почтительном отдалении, после забирала к западу и через пятьдесят лиг упиралась в нарядный Семельвенк. Этот замок был недавно обновлен стараниями его хозяина-хохотуна, барона Аллерта, прозванного среди фальмской знати Книгочеем.

Как казалось Лиду, именно этот полноватый, с ранней плешью молодой человек был самым симпатичным среди всех местных забияк с внушительными родословными.

Когда Шоша заговорил об интересах Вэль-Виры, их передовой конный разъезд, состоявший из двадцати всадников с длинными прямыми клинками и облегченными луками, остановился перед трехсаженной каменной стелой.

На ней, как помнил Лид, было написано, что прямо будет гора Вермаут, налево – замок Семельвенк, направо – замок Гинсавер, «рекомый так по обычаям наших предков, в чьем наречии сие означало Стерегущий Зиму».

У этой стелы по плану был получасовой привал. Затем отряд должен был свернуть на правую ветвь тракта и вступить в земли барона Вэль-Виры.

– …как я вам уже говорил, надо учитывать. Учитывать в том смысле, что барон никогда не согласился бы по доброй воле передать особо ненавистным ему людям из числа истребителей…

Лид не слушал барона. Его внимание было приковано к бесконечно далекому – и притом бесконечно живому – цветовому пятну, которое с удивительной скоростью перемещалось между деревьями на склоне горы.

До него было никак не меньше четырех лиг и, учитывая размеры существа, его вряд ли смог бы различить человек со средним зрением. Однако зрение у Лида было исключительным, причем в причинах этого даже самый пристрастный борец с колдовством и волхвованием не сыскал бы ничего крамольного. Ветеран восьми кампаний обладал острым взором от рождения, по праву баловня природы. И он видел, что по склону горы Вермаут бежит хорек.

Что в этом особенного, казалось бы? Ничего, если бы Лид принял зверька за белку, например. Однако он был совершенно уверен, что видит именно хорька. А хорьки на полуострове Фальм не водились! Это Лид знал совершенно доподлинно.

В этот момент всадники передового разъезда, гарцевавшие возле дорожного камня, один за другим достали из седельных налучей луки и потянулись за стрелами.

Они, отборные бойцы барона Шоши, зарядили луки за несколько мгновений. Но и этих мгновений хватило невидимым с позиции Лида противникам для того, чтобы выпустить свои стрелы первыми.

Протяжно, гибельно заржала лошадь, чью грудь украсили одна за другой две стрелы.

Четверо из натянувших луки всадников были убиты сразу, еще трое успели выстрелить в невидимого врага, спрыгнули на землю и были застрелены вместе со своими лошадьми. Остальные повернули к главным силам и стремглав понеслись прочь.

Эта прохваченная зимним солнцем сцена, разыгравшаяся на счет «раз-два-три-четыре-пять», и была началом Первой Фальмской войны.

– Пластуны Вэль-Виры! – донесся крик одного из конных разведчиков.

– А я вам говорил, Лид! – ликующе выкрикнул Шоша едва ли не в лицо своему военному советнику. – Вы мне не верили, а я вам говорил – Вэль-Вире доверять нельзя! Нечисть на Вермауте – в его интересах! Видите, он даже свою дружину выслал, стеречь гору!

– Никакой дружины я пока что не вижу, – процедил Лид, стараясь за напускным равнодушием скрыть свое потрясение.

Он не мог и помыслить, что в этих безлюдных приграничных местах они нарвутся на лучников из замка Гинсавер. Выходит, не даром Шоша ратовал за убийство Вэль-Виры и захват Гинсавера.

– Еще увидите. А теперь, дорогой мой Лид, действуйте, как мы договорились. Надеюсь увидеть вас завтра в добром здравии.

С этими словами барон Шоша опустил забрало, пришпорил лошадь и, подняв левую руку, полетел навстречу улепетывающему разъезду.

Вслед за бароном из хвоста санного обоза устремился арьергардный отряд, тоже состоявший из конных лучников. Поравнявшись с беглецами, Шоша наорал на них для поднятия боевого духа и развернул уцелевших назад.

Всего с бароном было около шести десятков отборных сорвиголов.

С точки зрения Лида – достаточно для хорошей выволочки взбунтовавшимся крестьянам. И удивительно мало для того, чтобы выиграть бой с дружиной Вэль-Виры, которую Лиду доводилось видеть в деле – бойцам хозяина Гинсавера позавидовали бы и харренские браслетоносцы.

Шоша, словно бы подумав о том же, неожиданно остановил коня. Вслед за ним остановились и всадники. Шоша привстал в стременах, обернулся и закричал:

– Да, главное, главное не забудьте! Не начинайте боя, пока не услышите с горы Вермаут условленного крика. Ус-лов-лен-но-го!

Уж это-то Лид помнил прекрасно, ему барон плешь проел деталями своего гениального плана.

Шоша сотоварищи уже гнал вперед, к дорожной стеле. С точки зрения военного советника – на верную погибель.

Тем временем пехота сняла лыжи и разобрала с саней боевую амуницию. Пехотинцы каждой сотни были вооружены по доброй харренской формуле «три по тридцать да десять». Это означало, что тридцать пехотинцев сотни имели высокие полноростные щиты, которые можно было при необходимости воткнуть заостренным нижним краем в снег или землю, и длинные совны.

Эти «совнеры» или как более элегантно именовали их в последнее время «пикинеры» (хотя пиками-то как раз местные ретрограды вооружены не были) составляли первую линию любого боевого порядка. При столкновении с неприятельскими стрелками – пешими или конными – они прикрывали свой строй от метательных снарядов, а при атаке кавалерии сражались совной, которую в рукопашной перехватывали обеими руками.

Вторая треть пехотинцев имела на вооружении легкие арбалеты. Такую роскошь могли позволить себе на Фальме немногие бароны, да и то благодаря выписанным лет двадцать назад суэддетским арбалетных дел мастерам. Мастера охотно перебрались на Фальм после очередного запрета имперских властей на частное производство этого мощного оружия заговорщиков и бунтовщиков.