Элеонора Раткевич - Таэ эккейр!

Да, а в каком виде он ухитрился предстать перед первым в своей жизни эльфом! Не хотел нарядное платье истрепать? Пыли дорожной испугался? Да что ты говоришь! Вот и получай, что заслужил, за этакую-то предусмотрительность. Хороша важная персона – в рубахе небеленого полотна и выгоревшем на солнце дорожном тряпье, которое Лерметт успел за минувший год поистаскать до полного неприличия. А если учесть, что эльфы чувствуют и ценят красоту во всем, в чем бы она ни проявлялась… страшно даже себе представить, что Эннеари о нем подумал. Сам-то эльф вон какой аккуратный – даже зеркало при себе имеет, чтобы сразу всякое безобразие в своем облике заметить и в порядок себя привести. А вот у Лерметта зеркал с собой нет… может, оно и к лучшему, потому что смотреть на себя Лерметту незачем. Он и так знает, на кого он похож. На чучело, вот на кого. Нет, посол, а уж тем паче посол, едущий за перевал, должен быть опрятным, величаво сдержанным и одетым с благородным изяществом – а он-то, он… срамота, да и только. Мысль о том, что эльф спервоначалу предстал перед ним в залитых кровью изодранных лохмотьях, а теперь так и вовсе красуется в запасной одежке, извлеченной из сумки Лерметта, облегчения отчего-то не приносила.

Не диво, что эльф в его сторону даже и не смотрит. Противно ему, наверное. Глянет этак искоса, украдкой, на все это непотребство, и тут же снова глаза в сторону отводит. Попросить его, что ли, чтобы он сородичам своим не рассказывал, в каком виде он посла встретил? Да, хорошо придумано, нечего сказать. Не успел знакомство свести, твое высочество, а просьбы из тебя так и сыплются. Умнее ничего в голову не пришло?

И добро бы он впервые с посольством ехал! Так ведь нет – четырежды к степнякам ездил. И всякий раз своего добивался. И выглядел, как послу и наследнику престола полагается, и мысли в голове не мешались. Постарше него люди со степняками общего языка найти не могли – а вот он, Лерметт, находил. Его ведь не только за высокородность к эльфам послом отправили, а еще и за былые успехи. За талант и за опытность. Вот-вот, за это самое. За умение сходиться с людьми… так то – с людьми. С эльфами его до сих пор судьба накоротко не сводила. А теперь свела… а он ни шагу ступить, ни слова сказать не может без лихорадочного обдумывания. Отец говорил на прощание: «Человеку с эльфами трудно понимание найти. Если ты не справишься, значит, и никто другой не сумеет». Что трудно – святая правда. Впервые в жизни Лерметт чувствовал себя настолько растерянным. Скверно-то как. От подобных размышлений дурнота к горлу так и подкатывает. Хотя и не только от них.

Лерметта мутило от самого обыкновенного голода. Он ведь только утром наскоро позавтракал, а после того и крошки во рту не держал. Только вина с целебными травами выпил. На пустой желудок, между прочим. И Эннеари он из-подо льда вытаскивал тоже, к слову сказать, не успев пообедать. А тяжело, однако, таскать эльфов впроголодь. Нет, вот если Лерметту впредь доведется эльфов спасать, он всенепременно сперва наестся до отвала. Только так, и никак иначе. Ишь, как живот подвело. Одно счастье, что без съестного припаса Лерметт еще никуда не выезжал.

– Эннеари, – окликнул он эльфа.

Тот обернулся и взглянул на Лерметта… да, и вправду с удивлением. Отчего бы это?

– Есть хочешь? – спросил Лерметт, настолько уверенный в ответе, что рука его уже развязывала сумку, не дожидаясь слов эльфа.

– Пожалуй, не стоит, – ответил Эннеари после недолгого раздумья.

Рука Лерметта так и замерла в воздухе.

– Ты не голоден? – не веря услышанному, переспросил он.

– Какая разница? – пожал плечами эльф. – Нам ведь неоткуда знать, надолго ли мы здесь заперты. На всякий случай еду лучше поберечь. Ты не беспокойся – мы, эльфы, долго можем обходиться без еды.

– Тебе виднее, – ответил Лерметт, стараясь, чтобы голос его звучал ровно и невозмутимо.

Уж теперь-то ему бы не составило труда заговорить по-эльфийски! По части ругательств этот язык ничуть не беднее других – а Лерметт знает их столько, сколько ни одному человеку и во сне не приснится. Самая зверская ругань приходила ему на ум без малейшего напряжения памяти. А чтоб ему провалиться, эльфу клятому! Без еды он, видите ли, может обойтись! А вот Лерметт не может – как не может вытащить из сумки лепешку и сожрать ее на глазах у Эннеари в одиночку. А хочется-то как…

Лерметт засопел – сдержанно, вползвука. Потом, подумав немного, вновь подвесил над огнем котелок с остатками питья и долил вином из фляги. Вот надерусь сейчас и спать лягу, мрачно подумал Лерметт. Обязательно надерусь. Раз уж поесть не получается, так хоть напиться. Первейшее дело для голодного человека, чтобы после всю ночь лепешки не снились. Кто сказал, что послу нельзя нализаться? Вот еще. Глупости какие. Если послов голодом морить, им и не такое можно…

Эннеари не спалось. Он пребывал в растерянности. В основном потому, что никак не мог решить – то ли ему пребывать в ней и дальше, то ли просто-напросто обидеться.

Еще никто и никогда не отвергал предложенную им дружбу. Тем более никто не делал этого настолько оскорбительно. Да что этот… этот принц о себе понимает? Думает, раз у смерти из зубов вытащил кого, так теперь ему вольно спасенного оскорблять? Не у всякого ведь эльфа есть, кроме основного, еще и имя боковой ветви – имя, предназначенное только для друзей и близких. Удостоиться такого имени – редкостная честь, равно как и удостоиться права использовать его в разговоре… а отвергнуть право обращения по дружескому имени – редкостная обида. К слову сказать, Эннеари не всякому предложил бы называть себя Арьеном… тем более – не всякому человеку. Он ведь Лерметту оказал самую большую честь, какую только мог – а тот наотмашь хлестнул его именем всеобщим… за что?

А если есть за что? Эннеари ведь не знает человеческих обычаев во всех тонкостях. Вдруг он все же ухитрился чем-то обидеть своего спасителя?

Да, но тогда вовсе не Эннеари, а Лерметт вправе чувствовать себя оскорбленным. Скверно-то как…

Принц шевельнулся во сне и тихонько чихнул. Эннеари затаил дыхание – оказалось, совершенно зря: Лерметт и не думал просыпаться. Он только прошептал что-то неразборчиво и вновь успокоился.

Эннеари от злости на собственную недогадливость беззвучно хлопнул себя рукой по правой – здоровой – щеке. Дурак, вот ведь дурак какой! Ну почему он сразу не подумал? Сам-то он уже согрелся – а человек уснул прямо на камне без одеяла, без плаща… эльфу такая ночевка не слишком бы повредила, но для человека одного только майлета никак уж не достаточно. Как и все утонченные существа, люди хрупки просто невероятно. Оглянуться не успеешь, как Лерметт простудится… а то и воспаление легких подхватит.