Марк Энтони - Кровь тайны

– Она танцевала?

В голосе Лирит появился холод.

– Да, выступала в варьете. Ну, на самом деле…

– Значит, она была шлюхой, – сказал Сарет.

В его словах не было никакой оценки, он лишь констатировал факт.

– А потом стала владелицей публичного дома, – продолжал Тревис. – Полагаю, Лиза работала у нее. Но она оставила свою прежнюю профессию после того, как застрелила на дуэли человека, который ее оскорбил. Вот тогда она и решила полностью изменить свою жизнь.

Дарж прикончил последнее печенье.

– И все равно, она мне нравится.

Тревис заметил, что Лирит отвернулась, прижимая руки к животу. Может быть, слишком обильный ужин плохо подействовал на ее желудок?

– Лирит?

Она повернулась, и в ее глазах появилась боль.

– Когда она умерла? – негромко спросила она.

– Точно не знаю. Мне лишь известно, что она умерла от чахотки через несколько лет после того, как состоялась дуэль, а публичный дом превратился в пансион.

– С тех пор уже прошло несколько лет, – заметил Сарет. – Она сказала, что содержит пансион уже три года.

Они довольно долго молчали. Тревис знал, что не в силах помочь Моди. К тому же они и сами могли заболеть туберкулезом, если пробудут здесь слишком долго. Впрочем, Тревис не знал, насколько заразна болезнь – как же ему не хватало Грейс! В любом случае сейчас едва ли стоит всерьез беспокоиться из-за болезней.

Тревис обратился к газетам и за вечер – а также в течение следующих двух дней – просмотрел все, стараясь заставить буквы вести себя прилично.

Тревис и сам не знал, что рассчитывал найти в газетах. Может быть, какой-нибудь намек на Джека – бывал ли он здесь прежде, или, еще того лучше, отыскать дату его приезда. Джек был известным человеком в Касл-Сити. Если бы кто-нибудь услышал о его предстоящем приезде, «Вестник» обязательно поместил бы о нем заметку. Здесь печатались рассказы обо всем, что происходило в городе, начиная от открытия нового магазина и кончая подробностями последнего ограбления.

Однако Тревис так и не встретил упоминания о Джеке Грейстоуне. Тем не менее он находил множество любопытных статей, которые привлекали его внимание, – постоянное напоминание о том, как сильно отличался Касл-Сити 1883 года от того, в котором он жил.

Как и следовало ожидать, большая часть новостей касалась рудников. В статьях рассказывалось о том, сколько руды добывается в каждой шахте и сколько серебра удалось извлечь из каждой тонны. В одной из статей цитировался геолог, заявивший, что запасы карбоната свинца подходят к концу, – хотя редакторы «Вестника» тут же поместили опровержение. Конечно, Тревис знал правду, но люди не хотят, чтобы кто-то разрушал их самые светлые мечты.

Кроме того, в газете подробно рассказывалось о проблемах, которые возникали при строительстве железной дороги, неуклонно приближавшейся к городу. Не мог оторваться Тревис и от рубрики под названием «Утренние увечья», в которой рассказывалось о преступлениях предыдущего дня. В ней печатались сообщения о пьяных драках, перестрелках, ограблениях и убийствах.

Довольно быстро Тревис обратил внимание на определенную тенденцию в «Утренних увечьях». С каждым номером отчеты о преступлениях занимали все больше и больше места, а ближе к середине стопки занимали уже целую полосу газеты. Затем колонка вновь резко сократилась, и в последних номерах стала совсем маленькой. Создавалось впечатление, что, после неуклонного роста, преступность в Касл-Сити резко упала.

Во всяком случае, незначительные нарушения закона пошли на убыль. В свежих номерах газеты почти не содержалось упоминаний о воровстве и пьяных драках, но зато участились кражи лошадей и убийства. И, что вызывало удивление, в газете перестали сообщать подробности убийств и имена подозреваемых.

«Гомер Тэттингер, выходец из Северной Каролины, – читал он в одной из таких хроник, – найден мертвым в субботу днем на северном берегу Гранитной реки, примерно в миле от города, вниз по течению. Его обнаружил шериф Бартоломью Тэннер, он был мертв уже около суток. Мистер Тэттингер прославился как жестокий головорез и большой любитель выпить; кое-кто утверждает, что он охотно хватался за револьвер, и нет ничего удивительного в том, что Тэттингера постигла столь печальная участь. Редакция газеты надеется, что люди с аналогичной репутацией сделают правильные выводы».

Не только Тревис заинтересовался газетами. Их самым внимательным образом изучал Дарж, но совсем по другой причине.

– Это написано не от руки, – заявил рыцарь на утро второго дня, разглядывая одну из газет. Он перепачкал пальцы типографской краской, даже на лбу остались черные пятна. – Буквы слишком маленькие и все одного размера. Не могу понять природу столь необычного явления, но уверен, что здесь имеет место механический процесс, при помощи которого слова связаны в снопы.

В течение следующих нескольких часов они сидели в гостиной, пили чай, и Тревис рассказывал то немногое, что знал о печатном прессе.

Карие глаза Даржа приобрели задумчивое выражение.

– На моих землях живут крестьяне, которые изготавливают подобным образом картины: сначала вырезают рисунок на деревянном блоке, потом окунают его в краску и прижимают к ткани или овечьей шкуре. Очень похоже на то, что рассказываешь ты.

– Совершенно верно, – с усмешкой ответил Тревис, размышляя о том, не изменил ли он технический прогресс на Зее.

Если Дарж когда-нибудь вернется на Зею, Тревис.

Он вздохнул и вновь углубился в чтение.

Сарет и Лирит также заинтересовались газетами, однако их внимание привлекла реклама, а не статьи. Сарет постоянно задавал Тревису вопросы относительно рекламируемых товаров. Тревис и сам далеко не всегда понимал, о чем идет речь. Лирит, в свою очередь, с интересом изучала моды. Однако она пришла в ужас, когда поняла назначение корсета.

– Эта штука выжимает из женщин все соки, – с возмущением заявила она.

Казалось, тревоги, посетившие Лирит в первый день пребывания в пансионе, исчезли. Хотя Тревис несколько раз замечал, как Сарет с беспокойством смотрит на Лирит – а она избегает его взгляда.

– Только мужчина мог придумать такую мерзость, – продолжала она. – Женщины должны восстать!

– На самом деле, – сказал Тревис, – так и будет. Пройдет еще восемьдесят или девяносто лет, и женщины начнут сжигать свое нижнее белье в знак протеста.

– Меня это пугает, – нахмурился Дарж.

– Не волнуйся, – с улыбкой заметил Сарет, – я думаю, сначала они его снимали.

Сарет постепенно поправлялся – тени под глазами почти исчезли, – и Тревис рассчитывал, что морниш скоро привыкнет к высоте.

Сарет перевернул страницу газеты, и его улыбка погасла. Тревис заглянул ему через плечо и почувствовал, как у него сжимается сердце. Страница, посвященная рекламе, была полностью заполнена рисунками протезов: восковые руки и стеклянные глаза. И деревянные ноги.