Наталья Солнцева - Магия венецианского стекла

Из мягкой черноты сна, расцвеченной звездами, выплыла женщина с поднятыми вверх густыми волосами и орлиным носом. Ее глубоко посаженные глаза уставились на Астру с укоризной и сожалением.

- Это все из-за Ади, - произнесла она и тут же приложила палец к губам. - Тсс-с-сс! Никто не должен знать…

- Ида Вильгельмовна! - не испугалась Астра. - Вы живы?

- Разве бывает иначе? - снисходительно усмехнулась госпожа Гримм.

- Но я видела… ваше мертвое тело… Оно сгорело! И дом сгорел.

- Не беда. А ты молодец… забрала Ади. - Баронесса продолжала внимательно смотреть на Астру. - Ты хочешь меня о чем-то спросить?

- Да. Зачем вы приехали?

- Чтобы передать тебе Ади. Только за этим. Я приняла Эльзу за тебя… и ошибка дорого мне стоила. Но не существует цены, которую нельзя заплатить.

- Почему вы… умерли?

- Моя миссия была выполнена. Какой смысл оставаться там, где все закончилось?

Астра молчала, пораженная ее словами. Образ баронессы, такой яркий и отчетливый, медленно расплывался, таял в черноте ночи…

- Я тороплюсь… - долетело до Астры.

- У меня еще много вопросов!

Астра смешалась, ее мысли путались, хаотично роились в уме, не складывались в слова.

- Что мне делать с Ади? - отчаянно крикнула она вслед звездной россыпи, в которую превратилась баронесса. - Вы не сказали самого главного!

Молчание было ей ответом…

- Подождите! - закричала она и… проснулась…

У кровати сидел Карелин с мокрым полотенцем в руках.

- У тебя была высокая температура, - сказал он. - Ты бредила! - Он положил холодное полотенце ей на лоб. - Хочешь чаю?

Отношения между Осокиным и Тамарой Степновой накалились до предела. Они стали избегать друг друга. Тамара Валентиновна каждый вечер принимала снотворное, увеличивая дозу. Без таблеток сон не шел, а ночные бдения выматывали, взвинчивали и без того натянутые нервы.

- Снотворное вызывает привыкание, - говорил муж, но она его не слушала. - Видишь, одной таблетки тебе уже не хватает.

- Мне все равно…

Он вздыхал, качал головой. Его беспокоило состояние супруги, но что он мог поделать? Взрослый человек хуже ребенка, - на него не накричишь, в угол не поставишь. Осокин начал позванивать среди дня домой или в поликлинику, проверять, где Тамара, все ли в порядке. Она зачастую не брала трубку, - где-то отсутствовала или просто не хотела разговаривать. Это не нравилось Герасиму Петровичу.

Вчера ему сообщили, что доктор Степнова взяла отпуск. Дома жена об этом и словом не обмолвилась. Она вела себя крайне подозрительно: то краснела, то бледнела, прятала глаза, отвечала невпопад. Он решил спросить ее, в чем дело.

Осокин рано уходил на работу. Жена спала, вернее, делала вид, что спит. Он надел галстук, глянул на себя в зеркало и подошел к дивану.

- Тамара, я знаю, что ты давно проснулась. У тебя все в порядке?

Она открыла глаза, выдавила подобие улыбки.

- Да. Почему ты спрашиваешь?

- Я звонил тебе на работу, в поликлинику…

- Зачем?

- Видишь ли, я волнуюсь. С тобой что-то происходит, а ты молчишь.

- Что со мной происходит? - возбужденно произнесла она. - Я похоронила дочь! Только и всего.

- Марину не вернешь.

- Я знаю!

- Может, съездишь куда-нибудь? Я дам тебе денег.

- А как же строжайшая экономия? - взорвалась она. - Как же «копейка, которая рубль бережет»? Тебе не жалко будет впустую потраченных средств?

- Не впадай в крайности, дорогая.

- Не называй меня так! Я не могу слышать этих твоих притворных любезностей!

- Хорошо. Успокойся… Я подумал, тебе лучше подышать морским воздухом, чем сидеть в тесной квартире и днями напролет убиваться от горя.

- Я не собираюсь сидеть в квартире. Москва - город большой, здесь полно театров, музеев, в которых я еще не бывала. Буду гулять по улицам, наконец!

Он помолчал, уставившись на нее долгим изучающим взглядом. Дрожь в руках, красные пятна на скулах и горячечный блеск глаз выдавали ее лихорадочное состояние.

- Как хочешь. Только звони мне хотя бы раз в день, говори, в каком ты музее…

- Не обещаю! - отрезала она. - Прости, но… я же не под арестом? Может тебе еще подписку о невыезде дать?

Осокин вышел из квартиры с тяжелым сердцем. Что делать? Обращаться к врачам? Так Тамара сама врач…

Борисов ходил под впечатлением разговора с главным менеджером. Чем черт не шутит, а вдруг, он прав?

В женщине, которая следила за ним в баре, незадачливый красавчик узнал Тамару Степнову, мать погибшей Марины, - он видел ее на фотографиях в альбоме любовницы. Жениться на Марине господин Иваницын не собирался и лично с Тамарой Валентиновной не знакомился. Но все же, обостренное чувство самосохранения подсказало ему, кто за ним наблюдает, - ни хмель, ни полумрак не помешали.

Отбросив детали, Борисов оставил, как он выражался, голый факт: Степнова-старшая преследует Захара.

О чем это говорит? Либо для нее уже не секрет, что его с Мариной связывали интимные отношения, либо она подозревает Иваницына в убийстве дочери.

И что? Она хочет отомстить? Или ею движет любопытство? Зачем ей шантажировать любовника Марины, принуждая его к примирению с Астрой? Могла ли она видеть, кто посетил ее дочь в тот роковой день? В принципе, да, - если следила за Мариной. Но тогда почему она ничего не сказала следователю?

Далее. Может ли пойти на шантаж частный детектив? Вряд ли. Ему-то уж совсем не интересно улаживать семейные неурядицы Ельцовых. Вот если бы он денег просил, тогда понятно.

- Не сходится, - вслух произнес Борисов. - Что мы еще имеем?

Он достал из сейфа фотографии Захара Иваницына с его пассиями, - одной, другой… вот и Марина… вот еще какая-то белокурая девица… Стоп! Он разложил снимки на столе, внимательно изучая каждый. Некоторые фотограф-соглядатай умудрился сделать вблизи, некоторые - с далекого расстояния.

- Черт! Как же я раньше не заметил? - хлопнул себя по лбу Николай Семенович.

Его рука потянулась к телефонной трубке, - звонить Ельцову, - и застыла на полпути. В сущности, ничего особенного на снимке нет…

Любая из девиц, запечатленных на фото, могла следить за Иваницыным, подстеречь его в тот день у дома Марины Степновой и теперь «отрываться» на всю катушку. Шантаж, черные шнурки, - ребячество, не более.

Он подошел к окну, выглянул во двор: черные деревья растопырили крючковатые ветви, черные тучи нависли над мокрыми крышами домов и монотонно, беспрестанно поливают улицы дождем. Погода соответствовала состоянию души Борисова: тягостному, тоскливому.

Он вернулся к столу, включил компьютер и отыскал на диске снимок, привлекший его внимание, увеличил, присмотрелся, хмыкнул. Выделил часть фотографии, еще увеличил. Запечатленная в движении и оттого чуть смазанная фигура приблизилась, но совсем потеряла четкость.