Уильям Гибсон - Граф Ноль

Из тени выступила какая-то фигура, лицо ее было обезображено выпученными линзами оптического прибора. Фигура приветливо помахала им тупыми дулами многоствольного игольного ружья системы Лэнсинга.

– Биозараза, – сказал Конрой, когда они протискивались мимо. – Тут пригни голову. И поосторожнее, ступеньки скользкие.

На платформе пахло ржавчиной, морем и заброшенностью. Окон тут не было. Обесцветившиеся стены испещрены расползающимися язвами ржавчины. Через каждые несколько метров с балок над головой свисали флюоресцентные фонари на батарейках, отбрасывая жутковатый зеленый свет, одновременно резкий и ноюще неровный. В центральном помещении – дюжина фигур за работой. Расслабленная точность движений хороших техов. Профессионалы, подумал Тернер: взглядами обмениваются редко, да и разговоров почти не слышно. Было холодно, очень холодно, и Конрой выдал ему огромную, усеянную клапанами и молниями парку.

Бородач в летной куртке с барашковым воротником закреплял серебристой лентой на погнутой переборке бухту оптоволоконного кабеля. Конрой застрял где-то сзади, заспорив шепотом с негритянкой в такой же, как на Тернере, парке. Подняв от работы глаза, бородатый тех увидел Тернера.

– Бля-а, – протянул он, все еще стоя на коленях, – я и сам сообразил, что дело будет важное, но к тому же, похоже, еще и жаркое.

Он встал и машинальным движением вытер руки о джинсы. Как и остальные техи, он был в хирургических перчатках из микропоры.

– Ты Тернер. – Он усмехнулся, бросил быстрый взгляд в сторону Конроя и вытащил из кармана куртки черную пластмассовую фляжку. – Хочешь для сугрева? Ты же меня знаешь. Я работал над тем делом в Марракеше, когда парень из "Ай-Би-Эм" перешел в "Мицу-Джи". Это я тогда подсоединял взрывчатку к автобусу, который вы с французом загнали в вестибюль гостиницы.

Тернер взял фляжку и, щелкнув крышкой, приложился. Бурбон. Жидкость провалилась вглубь, в желудке остро защипало, по телу растеклось тепло.

– Спасибо, – он вернул фляжку, и тех убрал ее в карман.

– Оукей, – сказал он. – Меня зовут Оукей. Вспоминаешь?

– Конечно, – солгал Тернер. – Марракеш.

– А это "Дикая индейка", – сказал Оукей. – На пересадке в Сиполе я заполучил ее без пошлины. Твой партнер, – снова взгляд в сторону Конроя, – он не дает расслабиться, а? Я хочу сказать, не так, как в Марракеше, да?

Тернер кивнул.

– Если что понадобится, – сказал Оукей, – дай мне знать.

– Что, например?

– Еще выпить, или у меня есть перуанский кокс, ну знаешь, самый что ни на есть желтый. – Оукей снова ухмыльнулся.

– Спасибо, – отозвался Тернер, видя, что Конрой поворачивается к ним. Оукей тоже это увидел и быстро присел, отрывая новый кусок серебристой ленты.

– Кто это был? – спросил Конрой, проводя Тернера через узкий дверной проем с прогнившими черными изоляционными прокладками вдоль косяков. Конрой повернул колесо открывающего дверь механизма; колесо недавно смазали.

– Его зовут Оукей, – рассеянно ответил Тернер, оглядывая новое помещение, поменьше. Два фонаря, складные столы, стулья – все новенькое. На столах – какие-то приборы под черными пылезащитными колпаками из пластика.

– Твой друг?

– Нет, – ответил Тернер. – Работал как-то на меня-. – Подойдя к ближайшему столу, он откинул один из колпаков. – Что это?

Немаркированная консоль производила впечатление недоработанного фабричного прототипа.

– Киберпространственная дека "Маас-Неотек".

Тернер поднял брови:

– Ваша?

– У нас таких две. Вторая – на полигоне. Получили от "Хосаки". Судя по всему, это самая быстрая штуковина в матрице, а "Хосака" даже не может демонтировать чипы, чтобы скопировать. Совершенно иная технология.

– Это подарок от Митчелла?

– Молчат. Но уже то, что деки вообще выпустили из рук – просто чтобы подстегнуть наших жокеев, говорит о том, насколько им нужен этот мужик.

– Кто за консолью, Конрой?

– Джейлин Слайд. Это с ней я только что говорил, – он мотнул головой в сторону двери. – А на полигоне – человек из Лос-Анджелеса, парнишка по имени Рамирес.

– Они хороши? – Тернер вернул на место колпак.

– Лучше бы им такими быть, учитывая, во сколько они нам обошлись. Джейлин заработала себе репутацию крутой за последние два года, а Рамирес – ее ученик и вроде как дублер. Дерьмо... – Конрой пожал плечами. – Ты же знаешь этих ковбоев. Психи долбанные...

– Где ты их взял? И уж если на то пошло, как ты нашел Оукея?

Конрой улыбнулся:

– Через твоего агента.

Тернер уставился было на Конроя, потом кивнул. Повернувшись, он приподнял край следующего колпака. Чемоданчики из пластмассы и стиролона, аккуратно, но плотно расставленные по холодному металлу стола. Он коснулся синего пластмассового прямоугольника с выдавленной серебристой монограммой на крышке – "S&W".

– Твой агент, – сказал Конрой, когда Тернер щелкнул замком.

Револьвер покоился в литом ложе из бледно-голубого пластика, под коротким толстым стволом на безобразной станине вздулся массивный барабан.

– "Смит-и-вессон", тактический, 408-й калибр, с ксеноновым излучателем, – добавил Конрой. – Как он сказал, это то, что тебе нужно.

Тернер взял в руку пушку и большим пальцем надавил на клавишу проверки батарейки в излучателе. На орехового дерева рукояти дважды мигнул красный огонек. Тернер погладил барабан, затем вывернул его себе на ладонь.

– Патроны?

– На столе. Заряжаются вручную, головки разрывные.

Тернер отыскал прозрачный тубус из пластика янтарного цвета, открыл его левой рукой и извлек патрон.

– Почему для этого дела выбрали меня, Конрой?

Он осмотрел патрон, потом осторожно вставил его в одно из шести барабанных гнезд.

– Не знаю, – ответил Конрой. – Решили, наверное, – едва только пришла весточка от Митчелла, – что тебе рано еще на покой...

Тернер щелчком вогнал барабан на место и резко его крутанул.

– Я сказал: "Почему для этого дела выбрали меня, Конрой?" – Обеими руками он поднял пистолет. Вытянул руки, целясь в лицо Конрою. – Когда имеешь дело с такой пушкой, иногда можно заглянуть в дуло и, если свет падает правильно, увидеть, есть ли в стволе пуля. – Конрой качнул головой, совсем чуть-чуть. – Или, может быть, ее можно увидеть в каком-нибудь другом гнезде...

– Нет, – очень мягко отозвался Конрой, – не выйдет.

– А что, если психиатры наврали, Конрой? Что тогда?

– Нет, повторил Конрой, лицо его оставалось совершенно пустым. – Они не наврали, и ты этого не сделаешь.

Тернер нажал на курок. Ударник щелкнул в пустое гнездо. Конрой раз моргнул, открыл рот, закрыл, глядя, как Тернер опускает "смит-и-вессон". Одинокая капля пота скатилась от корней волос и потерялась в брови.

– Ну? – спросил Тернер, держа пистолет у бедра.