Стивен Кинг - Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы)

Малыш дернул закованной ручонкой и захныкал.

– Угомонись. Себе же больнее сделаешь. Малыш тем не менее дернул снова. Последовавший за этим протестующий скрежет Шеридану совсем не понравился. Он посмотрел туда, и челюсть у него чуть не отвисла: металлическая подпорка сбоку сиденья – подпорка, которую он собственноручно приваривал, – немного погнулась. Проклятье, подумал Шеридан. И зубы как бритвы, и силен, оказывается, как вол. Он двинул кулаком в мягкое плечико:

– Перестань!

– Не перестану!

Малыш опять рванулся, и Шеридан увидел, что металлическая подпорка погнулась еще больше. Господи, разве ребенок способен на это?

Все из-за паники, ответил он сам себе. Паника придала силы.

Но прежде ведь никто из них не делал этого, а многие между тем были в куда худшем состоянии.

Шеридан открыл бардачок и вынул оттуда шприц для подкожных инъекций. Турок дал ему этот шприц, наказав использовать лишь в самом крайнем случае. Наркотики, говорил Турок (выходило наркосики), могут испортить товар.

– Видал?

Малыш кивнул.

– Хочешь, чтобы я сделал тебе укол?

Малыш затряс головой. Глаза у него были большие и испуганные.

– То-то же. Смотри у меня. Это живо повыбьет дурь из головы. – Он помешкал. Ему вовсе не хотелось это говорить – черт побери, он не такой уж плохой парень, когда не сидит на крючке, – но сказать надо. – А может, и прикончит даже.

Малыш уставился на него, губки дрожат, личико цвета пепла.

– Если прекратишь дергаться, я не буду делать тебе укол. Лады?

– Лады, – прошептал малыш.

– Обещаешь?

– Да. – Верхняя губа у мальчика приподнялась, приоткрыв верхние зубы. Один из них был запачкан кровью Шеридана.

– Поклянись мамой.

– У меня никогда не было мамы.

– Черт, – ругнулся Шеридан, почувствовав отвращение, и дал газу. Теперь он ехал быстрее – не только потому, что шоссе скрылось наконец из виду. Этот малыш, кажись, того… привидение. Побыстрей бы сдать его Турку, получить денежки и – прости прощай.

– Мой Деда сильный, мистер.

– Неужели? – спросил Шеридан, а про себя подумал: «Еще бы не сильный. До дому, верно, без палочки добирается, силач хренов».

– Он меня найдет.

– Угу.

– Он меня по запаху найдет.

Очень может быть, согласился мысленно Шеридан. Даже он чувствовал запах, исходивший от малыша. У страха, конечно, свой, неповторимый аромат, и предыдущие вылазки приучили Шеридана к нему. Но этот был каким-то нереальным – смешанный запах пота, слякоти и скисшей аккумуляторной батареи.

Шеридан приоткрыл окно. Слева тянулись и тянулись бескрайние болота. Ломаные щепки лунного света мерцали в стоялой воде.

– Деда умеет летать.

– Ага, – сказал Шеридан, – я готов поспорить, что это у него получается гораздо лучше после пары бутылок «Ночного экспресса».

– Деда…

– Заткнись, малыш, лады? Малыш заткнулся.

Мили через четыре болотина превратилась в широкое пустынное озерцо. Здесь Шеридан свернул налево, на грунтовку с разъезженными колеями. Через пять миль, если держать все время на запад, будет еще один поворот, направо, а там – сорок первое шоссе. И рукой подать до Талуда Хейтс.

Шеридан бросил взгляд на озерцо, гладкую, посеребренную лунным светом простыню… а потом лунный свет исчез. Его заслонили.

Сверху послышалось хлопанье, будто огромные простыни полощутся на бельевой веревке.

– Деда! – закричал малыш.

– Заткнись. Это всего лишь птица. И вот тут он испугался, здорово испугался. Он смотрел на малыша. Тот опять приподнял верхнюю губку и показал зубки. Зубки были очень белые и очень большие.

Нет… не большие. Большие – не то слово. Длинные. Особенно те два сверху, с каждой стороны. Называются они еще, черт, так… Клыки.

Мысли вдруг снова понеслись с места в карьер, перестукивая, точно колеса поезда на стыках рельс. «Я сказал ему, что хочу пить». Не пойму, что ему понадобилось там, где они

(? едят, он хотел сказать едят? )

«Он меня найдет. Он меня по запаху найдет. Мой Деда умеет летать».

«Пить я сказал ему что хочу пить вот он наверно и пошел туда, чтобы принести мне что-нибудь попить, пошел туда, чтобы принести мне ЧТО-НИБУДЬ попить, пошел туда…»

Что-то грузное, неуклюже опустилось на крышу фургона.

– Деда! – снова завопил малыш, замирая от восхищения, и внезапно дорога впереди пропала – огромное перепончатое крыло с пульсирующими венами полностью закрыло лобовое стекло.

«Мой Деда умеет летать. "

Шеридан закричал и ударил по тормозам, надеясь стряхнуть обосновавшуюся на крыше мерзость. Справа раздался протестующий скрежет изнемогающего металла, оборвавшийся на сей раз огорченным сухим треском. А через секунду пальцы мальчика вцепились Шеридану в лицо, разодрав щеку.

– Он украл меня. Деда! – тонко, почти по-птичьи восклицал малыш. – Он украл меня, он украл меня, этот плохой дядька украл меня!

Ты не понял, малыш, подумал Шеридан. Он сунул руку в бардачок и достал шприц. Я не плохой дядька. Просто я попал в затруднительное положение, черт бы его побрал, а в обычных обстоятельствах я был бы тебе за дедушку…

Но когда рука, скорее длинный коготь, нежели рука, разбила боковое стекло и вырвала у Шеридана шприц – вместе с двумя пальцами, – он смекнул, что это неправда.

Мгновение спустя Деда с мясом выдрал левую дверцу – только петли сверкнули, покореженные, ненужные теперь петли. Шеридан увидел трепещущий плащ, своего рода черную пару – и галстук. Галстук и вправду был голубой.

Впившись когтями в плечи, Деда выволок Шеридана из машины. Когти пропороли пиджак и рубашку и глубоко вонзились в плоть. Зеленые глаза Деда вдруг стали кроваво-красными, точно розы.

– Мы пошли в магазин только потому, что моему внуку захотелось игрушку «Трансформер», сборно-разборную, – прошептал Деда, и его дыхание отдавало смрадом гнилого мяса. – Такую, какие показывают по телевизору. Все дети хотят их иметь. Лучше бы вы оставили его в покое. Лучше бы вы оставили нас в покое.

Шеридана тряхнули, будто тряпичную куклу. Он вскрикнул, и его снова тряхнули. Он услышал, как Деда заботливо спрашивает у мальчика, охота ли тому еще пить; услышал, как мальчик сказал, что да. очень, плохой дядька напугал его так, что в горле совсем пересохло. Затем Шеридан увидел у себя перед носом коготь, за долю секунды до того, как тот исчез под подбородком и вонзился гвоздем в шею – толстым, беспощадным, жестоким. Этот гвоздь разорвал глотку быстрее, чем Шеридан. сообразил, что произошло, и последнее, что он увидел прежде чем провалиться в черноту, были мальчик, сложивший ладошки лодочкой и подставивший их под теплую струю – точь-в-точь как, будучи ребенком, делал это сам Шеридан, подставляя сложенные лодочкой руки под кран, чтобы напиться в знойный летний день, – и Деда, нежно, с величайшей любовью ерошивший мальчонкины волосенки.