Николай Перумов - Враг неведом

Александр вытер пот со лба. Казалось, он и впрямь сильно взволнован. Твердислав слушал его, оцепенев, точно самого Великого Духа. Впервые с ним заговорили по-настоящему.

– А насчёт машин не беспокойся, – сделав паузу,

продолжал собеседник. – Иметь с ними дело тебе почти не придётся, или же – если заставит нужда – я уверен, ты быстро освоишься. Создавать их – забота других. Тебе предстоит встреча лицом к лицу с самым страшным врагом, какого только можно себе представить, – думай о нём. Ненавидь его. Презирай. Не позволяй сомнениям вползти в твоё честное сердце. А теперь… нам пора.

– Клянусь, Феликс, я был красноречив, как сто Цицеронов. Ух! Клянусь Аллахом, за этого парня ты просто обязан дать мне недельку отпуска.

– Майор-психолог Александр Тойвни, ваша просьба об отпуске отклоняется… Алекс, чёрт возьми! Ты забыл, что у нас завтра прибытие сразу троих – клан Петера, клан Горовица, клан Амантиды? Какой отпуск? И ведь каждый, не забудь, должен встретиться с Всеотцом!

– Да уж… понятно. Извини, Феликс, я, конечно, шутил насчёт отпуска. Как там у Геллы? Слышно что-нибудь?

– Слышно, что ничего не слышно. Измочалила компьютер, в комнате надо надевать инфракрасные очки из-за табачного дыма, а результата нет. И быть не может, пока не отработаем эту самую «новую систему счисления»…

– А что Алонсо? Они взяли девчонку?

– В том-то и дело, что нет. Не взяли. А от их телеметристов идёт такое… У всего моего отдела волосы стоят быдом.

– Как, прости?

– Быдом. Даже не дыбом. Ещё круче. Мартын продолжает отстаивать версию, что, мол, всё дело в неполадках аппаратуры и что девочка по-прежнему распоряжается энергией обычным порядком. Не знаю. Алонсо готов пойти на то, чтобы вовсе остановить генераторы.

– Планета…

– Окажется по самые уши Бог знает в чём. Но, похоже, это единственный способ взять чертовку. Вот уж кого я с наслаждением отправлю к Мортимеру, а рядом посажу Геллу, чтобы уж точно ничего бы не упустить…

– А если она разнесёт всю базу, как едва не разнесла госпитальный комплекс?

– А вот для этого, друг Алекс, прошу тебя, подготовь для неё такую встречу с Всеотцом, чтобы она раз и навсегда перестала рыпаться. Сдаётся мне, её и впрямь надо отпрепарировать. Послушным орудием в борьбе с Умниками она не станет. Характер не тот. Это точно.

– У меня такое чувство, Феликс, что, когда мы возьмём её, никакой Всеотец уже не понадобится.

– Не попусти, Господь, Алекс. Не попусти.

– Но раз уж он попустил появление Умников…

– Умников! Что Умники – они могут то же, что и мы, только намного лучше, потому что молоды и у них горячая кровь. Первое их поколение мы уничтожили почти под корень…

– И сами потеряли при этом половину миров.

– Верно. Потеряли. И всё же средняя продолжительность жизни у Умников едва ли превышает двадцать пять стандартных лет. Что они могут успеть за это время?

– Однако же успевают.

– Успевают, Алекс. Но… рано или поздно мы их всё равно задавим.

– Несмотря на продолжающееся отступление?

– Мы почти не несём людских потерь. Пружина сжимается всё туже, Алекс, и скоро удержать её не сможет даже хвалёная Сенсорика Умников.

– Хотелось бы верить. Хотя… Сенсорика, о которой никто ничего не знает, кроме слова…

– Ничего, Алекс, ничего. Скоро узнаем. Через таких, как этот мальчишка Твердислав.

– Кстати, почему бы не отправить его вместе с той троицей, что мы ожидаем завтра?

– Не знаю, друг мой Алекс, не знаю. Личный приказ Верховного. И точка.

Второй корабль, что нёс Твердислава дальше, очень отличался от первого. Здесь у него была настоящая комната – правда, кроме этого, ничего больше. Чувство такое, словно вошёл в дом без окон и сидишь сиднем. С тоски можно взвыть.

Единственное, что ему осталось, это развлекаться с элегантным сантехоборудованием. Тоже мне занятие!.. Да над ним бы весь клан хохотал, прознай об этом родовичи.

Собственно говоря, здесь всё было очень просто и примитивно. Нажал кнопку – открылось окошечко – завтрак. Поел, свалил грязное туда, нажал кнопку – окошечко закрылось. Ни хлопот, ни забот. А попробуй-ка перемой посуду в клане!.. Недаром гончарным делом Твердиславичи всегда манкировали, несмотря на строгие указания Учителя. Ну зачем, спрашивается, нормальному человеку какая-то там тарелка, если на плотном листе лопуха есть куда сподручнее и удобнее? Поел и выбросил. А тарелки эти… скреби их с песочком…

«Великий Дух, о чём я думаю?! – иногда накатывало на Твердислава. – Я отправляюсь на войну, отправляюсь с Его напутствием и благословением, а в голове… Я думал, что буду гореть в огне, что приказ его повергнет меня… повергнет… ну, не знаю даже, что он со мной сделает! А оказалось… Почему так? Что со мной? Или я уже начинаю терять Веру? Тарелки… лопухи… родовичи смеяться станут…»

…Однако любому пути рано или поздно приходит конец. Твердислав провёл в наглухо закрытом коробе – клановичи держали в таких мелкое зверьё – по его счёту дня два. По крайней мере спал он дважды.

…Корабль мягко качнуло. Парень поднялся на ноги… и тут дверь в его конуру бесшумно растворилась, исчезнув без следа. Прозрачная ладонь свежего ветра коснулась лица – только ветер этот пах не лесом и не лугом, а гарью, причём какой-то донельзя мерзкой гарью, от которой враз запершило в горле. В дверном проёме была ночь; и из этой ночи, из зыбкого, промозглого сумрака перед юношей возникли двое. Пожилые, как и Учителя. Седовласые, с властной осанкой, в неразличимых сероватых комбинезонах, как называлась эта одежда. На рукавах красовались сверкающие золотые треугольники – вершиной вниз. Мелкими буквами по золоту было выведено – «ВЕРА». Лица новоприбывших, уверенные и почти спокойные, могли бы показаться приятными, если бы не всё тот же потаённый страх, что так удивил Твердислава ещё в Звёздном Доме.

Человек с глубоко посаженными тёмными глазами, слегка сутулясь, шагнул вперёд.

– Я Исайя Гинзбург, – голос звучал глуховато, чуть надтреснуто. – Приветствую тебя на Земле, вождь Твердислав.

– На 3-земле?.. – не нашёл ничего лучшего юноша.

– На Матери-Земле. На Начальном мире. В колыбели всех нас. Там, откуда мы пришли в Мир кланов, исполняя повеление Всеотца, мы, сохранившие истинную веру.

Твердислав коснулся протянутой руки. Пожимая неожиданно крепкую, с ощутимыми буграми мозолей ладонь, вдруг поймал себя на мысли, что Исайя не боится. Никого и ничего. Точнее… нет, где-то очень-очень глубоко в его душе тоже прятался страх, однако – не за себя. За других… но притом непонятно, за кого.

Исайя улыбнулся – неожиданно тепло и приветливо. На лбу разгладились суровые морщины.

– Идём, вождь Твердислав. Тебе предстоит начать совершенно иную жизнь. Будь готов к ней – точнее, я не сомневаюсь, что ты и так готов. Каждому – по делам его, а твои дела говорят сами за себя. – Он медленно протянул руку, коснувшись ладонью лба юноши. – Освобождаю тебя от пут.