Уильям Гибсон - Все вечеринки завтрашнего дня

– Цапля, — она вспомнила имя.

– Я думал, тебя здесь нет, — сказал Цапля, было заметно, что несколько зубов у него сломаны.

Может, у него и в голове что-то сломано, испугалась она. А может, просто случился какой-то выброс в атмосферу сегодня вечером.

– Меня не было, — сказала Шеветта.

– А где ты была?

– В Южной Калифорнии.

– Ты там гоняешь? Курьеришь?

– Нет, — отвечала она.

– Я теперь не могу гонять, — проговорил Цапля, переступая с ноги на ногу, левая нога не сгибалась: с его коленом было что-то не то. — Я врезался в "воронок".

– Точно, авария! — и Шеветта на миг задумалась, сколько воды утекло, раз она не помнит. — Страховку дали?

– Мать их так, не дали — тачка-то оказалась из городского ДЮ. — Ну да, Департамент юстиции! Напустил на них адвокатов… — калека пожал плечами. — Один из моих адвокатов, Ньембо… Знаешь этих трех типов? Беженцы из Африканского Союза, помнишь? Ньембо — он знает этого, как его, Фонтейна. Фонтейн, помнишь?

– Да, — сказала Шеветта и оглянулась на всякий случай. — Он все еще в Окленде, дети, жены и все такое?

– Нет, — сказал Цапля, — нет, у него магазин, прямо тут, наверху, — он махнул рукой. — Там и спит. Продает всякий хлам туристам. Ньембо сказал, что женушки решили с ним покончить. — Он искоса взглянул на нее, шрам на щеке стал заметнее. — Хорошо выглядишь. Прическу сменила.

Вид шрама вызвал новую реакцию "плясуна"; она содрогнулась: в голове возник прежний расклад карт — Карсон со злобным лицом, засунув руки в карманы кожаной куртки, идущий ей навстречу по мосту.

– Хорошо, что увиделись, Цапля.

– Да, — сказал он с печалью и безнадежностью в голосе. Он зябко повел плечами, будто хотел немного освободиться от боли, потупил глаза и двинулся прочь, в ту сторону, откуда пришел. Шеветта посмотрела вслед его хромающей походке, изуродованная нога прямая, словно палка.

Она застегнула молнию своей кожаной куртки и пошла искать лавку Фонтейна, гадая, узнает ли он ее, если она вообще найдет его.

Райделл купил в "Шеф-поваре гетто" "тарелку мяса" в одноразовой миске из белой пены, после чего ему пришлось думать, как забраться по лестнице, ничего не пролив.

Взбираться по лестнице с горячей тарелкой в руке была из тех еще затей, которые обычно не приходят нормальным людям в голову, и Райделлу было нелегко. Карабкаться, цепляясь одной рукой за долбаные ступеньки, а другой стараясь удержать горячее варево, надо было иметь сноровку.

Однако он добрался до верха, не расплескав ни капли, потом поставил еду и стал отпирать решетку (сечением два на четыре дюйма с ячейками в виде сот). Решетку держали хромированные непальские замочки по обоим краям на скобах; ключи, висевшие на гвозде, он обнаружил, когда уходил. В смысле защиты это была абсолютно бессмысленная конструкция, так как любой мог забраться внутрь, открыв отмычкой замочки, выломав ломиком скобы или просто дергая сетку, пока не вылезут гвозди. С другой стороны, подумалось Райделлу, если уйдешь и не запрешь эту доску и кто-то попросту вынесет твое барахло, даже не приложив к этому усилий, будешь чувствовать себя еще большим придурком.

Управившись, он присел на край кровати с миской и пластмассовой ложкой, которую ему дали бесплатно. Едва он начал вдыхать пар, поднимающийся от горячей еды, ему пришло в голову, что стоит сначала проверить "термос". Проектор — так назвал его Лэйни. Райделл вздохнул, поставил тарелку на пол и встал (правда, в три погибели).

Посылка "ГлобЭкс" была по-прежнему в шкафчике, за вещмешком, и обтекаемый металлический цилиндр по-прежнему был на месте.

Он сел обратно, поставив посылку рядом с собой на кровать, и принялся уплетать остывающее мясо, которое и вправду стоило того. Странное дело — и почему такое, как попало настроганное, в сущности, напрочь разваренное мясо неясного происхождения — возможно, и вправду говядина — при определенных обстоятельствах бывает вкуснее, чем настоящий сочный бифштекс? Он слопал все, до последнего зернышка риса, до последней капли бульона, и решил, что зазывалы поставили три с половиной звезды на карте для туристов в нужное место.

Потом он открыл посылку "ГлобЭкс" и вынул оттуда "термос". Снова увидел стикер "Отличный вид" и понял не больше, чем в прошлый раз. Поставил предмет на пестренький коврик и достал спрятанный в изголовье кровати кнопарь. С его помощью он открыл пластиковые конверты, в которых хранились кабели, и уселся их рассмотреть.

Вот этим, подумал он, стандартным сетевым, подключается любой ноутбук к обычной стенной розетке, хотя конец, который втыкается в "термос", выглядит несколько иначе. А вот второй, однако, серьезная вещь, одни разъемы на концах чего стоят. Райделл нашел гнездо, в которое, очевидно, втыкался один конец этого кабеля, — только куда, скажите на милость, втыкать второй? Если малыш сумо сказал ему правду, то это был специальный кабель, которым "термос" подключался туда, куда его редко кто подключает. Оптический кабель, судя по виду.

Сеть — это просто. Над чем пришлось ломать голову, так это над тем, где в этой каморке стенная розетка, но, в конце концов, он ее нашел (на самом деле это была отводка обычной желтой промышленной жилы) там же, в вещевом шкафчике.

На цилиндре не видно ни ручек, ни выключателей. Он подключил сетевой кабель к розетке, снова уселся на кровать, держа свободный конец в руке и разглядывая серебристый цилиндр.

– Черт знает что, — сказал Райделл и воткнул в цилиндр кабель. В момент подключения его посетило ясное, почти реальное видение, в котором "термос" — ни малейших сомнений — был нашпигован пластиковой взрывчаткой, снабжен детонатором и только ждал, что…

Но нет, если бы "термос" был бомбой, Райделл был бы уже мертвым. Мертвым он не был.

Но и "термос" не подавал признаков жизни. Райделлу показалось, что он слышит тихое гудение — вот, собственно, и все.

– Ни хрена не понятно, — констатировал Райделл.

Какое-то мерцание. Неоновая бабочка. Порванные крылья.

И тогда ниоткуда возникла эта странная девушка, стоящая на коленях, — так близко, что его сердце перевернулось и замерло.

Что это — вот ее не было и вот она есть. Закололо в груди, и тогда он вспомнил, что нужно дышать.

Если бы Райделла попросили описать ее, он сказал бы: красивая, и встал бы в тупик, не сумев объяснить, почему. Ему показалось, что она прекрасный пример той "гибридной страсти", о которой говорил Дариус, но он понятия не имел, какие расы скрестили здесь свою кровь.

– Где мы? — спросила она.

Он заморгал от растерянности, не понимая, кого она видит и к кому обращается — к нему или к кому-то другому в другой реальности.

– Ночлежка с кормежкой, — сказал он в порядке эксперимента. — Бухта Сан-Франциско и Окленда.