Томас Диш - 334

– О том, что нам делать.

– А что, надо еще что-то делать?

– В смысле?

– Ну, если я Крошку правильно понял, всё уже... – но “fait accompli” он сказать не мог, пришлось перевести: – ...свершившийся факт.

– Наверно, да – в смысле, что нас уже приняли. Они к нам так по-доброму отнеслись... Волнуюсь-то я не о нас, а об ее матери.

– Мама? Ничего, переживет как-нибудь.

– Вчера вечером она была совершенно не в себе.

– С этим у нее легко, но в себя прийти – как не фиг делать. У нас, Хансонов, нервная система что ванька-встанька. Как ты не могла не заметить. – Резковато, но Януария вряд ли что поняла; как и весь остальной подтекст.

– С ней остается Лотти. И Микки – когда вернется.

– Именно. – Но в согласии таились нотки сарказма. Последнее время эти неуклюжие попытки парить мозги стали действовать ему на нервы. – Да и в любом случае, даже если все действительно так плохо, как ей кажется, это не должно тебя останавливать. Пусть бы даже у нее не оставалось вообще никого.

– Ну это ты слишком!

– Слишком – тогда бы мне пришлось вернуться, составить ей компанию, правда? Если бы грозило потерять квартиру. О, смотри-ка, кто к нам пришел!

Это была кошка. Боз поднял ту на руки и стал почесывать в самых ее любимых местах.

– Но у тебя же есть своя... – настаивала Януария, – ...семья.

– Нет: у меня есть своя жизнь. Точно так же, как у тебя или у Крошки.

– Значит, по-твоему, мы все делаем правильно?

Но отпускать ее так легко в его планы не входило.

– Ты делаешь то, что хочешь? Да или нет.

– Да.

– Значит, все правильно. – Вынеся каковое суждение, он обратил все внимание на кошку. – Малышка, что там происходит, а? Они все еще играют в свою длинную скучную игру? А? Кто победит? А?

Януария не знала, что кошка смотрела телевизор, и совершенно серьезно ответила:

– По-моему, Крошка.

– Да? – Ну что могла Крошка найти?.. Это было выше его понимания.

– Да. Она всегда побеждает. Невероятно. Везет. Вот что.

37. Микки

Он собирался стать футболистом. В идеальном случае, кэтчером в “Метз”; если не выгорит, тогда все равно, лишь бы в высшей лиге. Если сестра могла стать балериной, почему б ему не заняться спортом. Наследственность у него та же, рефлексы хорошие, башка варит. Почему бы и нет. Доктор Салливен так и говорил, что у него получится, а Грег Линкольн, физрук, говорил, что шансы у него ничуть не хуже, чем у многих, может, даже лучше. Конечно, бесконечные упражнения, конечно, строжайшая дисциплина, конечно, железная воля; но с помощью доктора Салливена он избавится от вредных привычек и тогда вполне будет отвечать требованиям.

Но как можно все это объяснить за полчаса в комнате для посетителей? Матери, которая не может отличить Каика Чалмерса от Опала Нэша? Матери, от которой он и перенял (как сейчас понимал) все свои вредные привычки. Так что просто взял и выложил.

– Не хочу обратно домой. Ни на этой неделе, ни на следующей, ни... – Он хотел сказать “вообще никогда”, но осекся. – Еще долго.

Эмоции скользнули по лицу ее, словно огоньки стробоскопа.

– Почему, Микки? – спросила она. – В чем я виновата?

– Ни в чем. Дело в другом.

– Так в чем? Должна быть какая-то причина.

– Ты разговариваешь во сне. Всю ночь бормочешь и бормочешь.

– Это не причина. Если тебе не заснуть, можешь спать в гостиной, как когда-то Боз.

– Тогда вы психи. Как, ничего? Годится причина? Вы психи, все.

Это ее остановило, но ненадолго. В самом скором времени она опять принялась нудить.

– Может, действительно все в чем-то немного психи. Но здесь!.. Микки, ну не хочешь же ты... Да оглядись только!..

– Мне здесь нравится. И ребята... они такие же, как я. Этого я и хочу. Я не хочу возвращаться и опять жить с вами. Никогда. Если вы меня заставите, я еще раз сделаю то же самое. Вот увидишь. Только теперь возьму жидкости побольше и убью его по-настоящему, без дураков.

– Ну хорошо, Микки, решать, в конце концов, тебе.

– Вот именно, черт побери.

Слова эти и слезы, которыми они грозили прорваться, были что груда цемента, вываленная в свежеоткопанный котлован, в фундамент его новой жизни. К завтрашнему утру все эти нюни станут твердыми как камень, а через год небоскреб будет стоять – там, где сейчас одна зияющая дыра.

38. Отец-председатель

Стоило снять с полки “Керигму” Буньяна (которую уже неделю, как полагалось сдать) и морально приготовиться к погружению в его теплую, вязкую, солидную, ободряющую прозу, как звонок звякнул “динь-дон”, и прежде чем она успела спустить ноги с кресла, опять “динь-дон”. Кто-то сильно нервничал.

Унылая старуха, с измученным лицом, скукоженная, левое веко обвисает, правый глаз выпячен. Стоило отворить дверь, и глаза вразнобой отразили знакомую последовательность: удивление, недоверие, уход в себя.

– Пожалуйста, заходите. – Она мотнула головой, указывая на полоску света, пробивающуюся из-под двери кабинета в торце коридора.

– Я пришла повидать отца Кокса. – Она показала одно из писем, рассылавшихся под шапкой: “В любой момент, если возникнет надобность...”

Председатель протянула руку.

– Председатель Кокс.

Пришедшая, вспомнив о манерах, ответила на рукопожатие.

– Нора Хансон. А вы...

– Супруга? – Она улыбнулась. – Нет, боюсь, я и есть... духовное лицо. Как, это лучше или хуже? Да заходите, там такая холодина. Если вам удобнее разговаривать с мужчиной, могу позвонить моему коллеге в церкви Евангелиста Марка, преподобному Гогэрдину. Это буквально за углом. – Умело руля, она завела посетительницу в кабинет и усадила в уютную исповедальню коричневого кресла.

– Я так давно не ходила в церковь. Из вашего письма мне и в голову не пришло...

– Сознаюсь, это я не совсем корректно делаю, что одними инициалами подписываюсь... – И она исполнила всю малоискреннюю, но полезную комическую арию с речитативом насчет некой дамы, которая в обморок хлопнулась, некоего господина, у которого на грудные мышцы хватательный рефлекс сработал. Потом она повторила предложение позвонить в Евангелиста Марка, но к этому моменту миссис Хансон уже свыклась с мыслью о духовном лице неправильного пола.

История ее складывалась, как мозаика, из чувства вины и мелких унижений, слабости и тридцати трех несчастий – но суммарная картинка была знакома, и даже слишком хорошо: распад семьи. Председатель принялась мысленно подбирать доводы, почему она не в состоянии принять активное участие в борьбе против этого всесильного спрута, бюрократии – главным среди них был тот, что каждый день с девяти до пяти сама она суть раб в одном из спрутовых святилищ (отдел помощи лицам без определенного места жительства). Но дальнейшее развитие событий показало, что беды миссис Хансон непосредственно связаны с церковью и даже с Богом. Старшая дочь вместе со своей товаркой намеревалась присоединиться к общине Сент-Клер. В ссоре, что придала миссис Хансон столь значительное начальное ускорение с вектором движения прямиком в кабинет преподобной Кокс, дочкина товарка использовала в подкрепление своих доводов старушкину собственную библию. Выслушав оскорбительный фрагмент в небеспристрастном переложении, председатель довольно долго пеленговала тот, но в конце концов засекла – Евангелие от Марка, глава третья, стихи с тридцать третьего по тридцать пятый: