Мария Галина - Прощай, мой ангел

– Уехала? – сочувственно спросил он.

– А то... – устало ответил я.

– Лесь, – нерешительно сказал он, – мне очень жаль, я...

– Вон отсюда! – Я устало вздохнул и прикрыл глаза. – Демократ недорезанный...

Киму я позвонил рано утром – тот сразу взял трубку, видно, полночи провел на ногах. Неужто и впрямь из-за кота этого?

– Ну что? – спросил он торопливо.

– А пропади ты пропадом...

Он понял правильно.

– Ох, спасибо, Лесь. Я тебе по гроб жизни...

– Это уж точно, – кисло сказал я. – Слушай, мне на службу... Давай у Золотых-Ворот...

– Я уже, – булькнула трубка, – уже иду.

Вечером поеду в Осокорки, подумал я, может, к вечеру она отойдет...

Пакетик я засунул в корешок «Объединенной истории» – тоже мне, конспирация. Заглянул в зеркало в коридоре и очень себе не понравился. Все... больше никто у меня ни о чем просить не будет! То есть... всем буду отказывать...

Опорные бревна Ворот истлели в незапамятные времена и были заменены декоративными бетонными брусами – кажется, горбуновский проект... Чудовищная получилась конструкция, но Городской Совет утвердил... Ничего удивительного – там почти сплошь мажоры сидят. Рядом громоздился памятник князю Василию – крылья у национального героя были раза в два мощнее нормальных – художественное преувеличение. Вот так Горбунов и пролез наверх: он им на парадных портретах крылья подрисовывал... вроде чуть-чуть, а все равно совсем по-другому смотрится. У них, у мажоров, свои комплексы...

Ким уже топтался рядом с Василием – никакого сравнения! Да, жалок человек!

Я протянул ему «Объединенную историю».

– Возьми... почитай...

– Ох, спасибо, Лесь, – повторил он. Потом нерешительно добавил: – Сколько с меня?

– Век не расплатишься, дурень...

– Ну, все-таки, сколько?

Я назвал цифру.

Он помолчал, потом робко проговорил:

– Я частями, ладно?

– Ладно... Ты хоть что-то сделал?

– А как же! – Он оживился. – Сделал! С Китаем у меня интересная штука получается, такой, понимаешь, Китай... А уж народу! Ты прав был, Лесь, – тут не в жратве дело... Что-то тут другое.

– Наличие еще одного разумного вида уже само по себе способно сдерживать рост населения, – сказал я. – А Европа как там?

– Европу я пока не трогал. А степняки все равно прут. Так я пойду? Пока вызовов еще нет, а?

– Валяй... – И, когда он уже торопливо двинулся прочь, окликнул его: – Эй, а кота-то как зовут?

– Васька, – ответил он, не оборачиваясь.

Я было двинулся к себе, но на вахте меня задержал Тимофеич.

– Тут Георгий звонил. Так он просил зайти.

– Когда?

У меня по спине пополз неприятный холодок.

– Полчаса как, – сказал Тимофеич. – Он так и сказал: как появится, пусть сразу зайдет...

И я поперся в Административное здание...

Кабинет Окружного Попечителя располагался на шестом этаже – я умучился, пока дошел. Лестница была крутая, лифтом я не мог воспользоваться: просто шахта с площадками-выступами, овеваемая потоками восходящего воздуха.

Раздвижная дверь была закрыта, сквозь матовые стекла проглядывал смутный силуэт – в кабинете горел верхний свет.

Постучал и, услышав приглушенное «входите», закрыл за собой дверь.

– Вызывали? – спросил я как можно нейтральнее.

– Да, – сказал Гарик, – вызывал. Извини, если оторвал...

Неужели пронюхал, подумал я. Сколько ни внушал себе, что ничем таким, собственно, я и не занимаюсь, ощущение нечистой совести все равно не проходило.

– Ничего... я только пришел.

– Тем более, – гуманно заметил Гарик, – как там твои? Валентина?

То ли он и впрямь всех подопечных по именам помнил, даже их домочадцев, то ли досье просмотрел... скорее, второе...

Я невыразительно сказал:

– Ничего.

– Как Вовка? Сколько ему?

– Семь будет. – Я все гадал, что ему, собственно, надо.

– Говорят, ты в Нижний вчера ходил, – мимоходом заметил Гарик.

Вот оно что...

– Ну, ходил... Однокурсника своего навещал. А откуда, собственно...

– Ну что ты, Лесь, – укоризненно произнес Гарик, – как маленький.

Я так с Вовкой разговариваю. Чтобы, не приведи Господь, не подумал, что с ним обращаются снисходительно.

– Знаю я твоего Шевчука... слышал...

– А слышал, так чего тебе от меня надо? – сухо сказал я. – Сами и разбирайтесь. Затравили человека... парень такие надежды подавал...

– Да ладно тебе, – примирительно заметил Гарик. – Чего разбушевался? Шевчук – диссидент, тоже мне, новость. А то я не знал. Все вы – диссиденты. Кто явный, кто скрытый.

– Ты за всех-то не расписывайся. Есть же индекс толерантности...

– Брось, Лесь... Мы с тобой оба отлично знаем, что такое индекс толерантности – как надо, так и сделаем. Америка... – Гарик вздохнул, – да там исторически сложилось: ее же на паритетных началах осваивали... Считай, с нуля начинали... И то, знаешь... У них там свои комплексы – индейцев повывели, теперь каются, волосы на себе рвут. Я, что ли, против равноправия? Нечего из меня палача народов делать. Но нельзя же сразу вожжи распускать – это уже не демократия, милый мой, это анархия... А эти пустозвоны... Ну, собираются они там, в галерее этой, митингуют... А то я не знал. Не в этом, Лесь, дело... За малого я и вправду беспокоюсь – потомок моего согнездника, как-никак... Вот уж ему там точно делать нечего. Повлияй на него, а? Не игрушки же.

– Ну, – я помялся, – не знаю...

– Так сколько, ты сказал, Вовке? – спросил Попечитель. Глаза у него были сплошь черные – ни зрачков, ни радужки. У них у всех такие. – Семь?

Я стиснул зубы и промолчал.

– Тесты он этой осенью сдает? – Он вздохнул. – Талантливый мальчик. До меня доходили слухи. Низкая толерантность, но талантливый... Но низкая толерантность...

Сука, подумал я. А вслух сказал:

– Бросьте, Гарик. В этом возрасте они все такие.

– Мы хотим организовать школу здесь, – рассеянно заметил Шеф, – при Институте. Здесь ему было бы легче.

Над головой у шефа виднелся циферблат часов, издевательски смахивающий на нимб. Я украдкой взглянул – без пяти десять.

Он вздохнул.

– Неспокойно сейчас, Лесь. Сам знаешь... Нижний Город – чисто тебе Америка; наркота эта, детишки с кастетами... Поговорил бы ты с ним, с Себастианом, мозги бы вправил... Меня-то он не послушает – еще сильней упрется. Тебя-то где так отделали? На Подоле?

Я машинально потрогал скулу.

– Сам ударился.

Гарик пожал плечами. Сейчас он больше всего напоминал нахохлившегося ворона.

– Так поможешь?

У меня опять заболела скула.

– И не проси, Гарик. Хватит с меня.

– К Валентине твоей я сегодня съездил, – Гарик поднял голову и поглядел мне в глаза. – С утра пораньше и поехал. Изложил ей ситуацию. Недоразумение у вас вышло, я так понимаю...

Я кисло сказал:

– Иди ты к черту.