Евгений Гуляковский - Третий дубль

Но вот наконец Клестов вновь прыгнул. Нормальный человек вряд ли сумел бы заметить движение его ладоней, чертивших в воздухе короткие опасные траектории ударов. Но мгновения растягивались для Романа во время поединка, он мог бы растянуть их еще больше; у него оставалось заметное превосходство в быстроте реакции, однако это ни к чему не вело. Клестов применял комплексные приемы и легко находил на теле противника уязвимые болевые точки, не известные Роману. А уклониться от града ударов полностью было невозможно, Роман едва успевал уберечь наиболее важные жизненные центры – голову, живот. Конечно, как и требовали правила спортивного поединка, Клестов наносил удары не в полную силу, лишь фиксируя касания к телу противника. Но так было далеко не всегда. Нарочно или случайно, время от времени он проводил настоящий удар, и в серии показных касаний они оставались певамеченными судьями.

Роман не мог ответить противнику тем же. Его неловкий удар был бы мгновенно замечен. Все, что ему оставалось, – это уйти в глухую защиту. А граница ковра тем временем неумолимо приближалась, и выход за роковую черту означал полное поражение. Еще шаг, еще… Теперь противнику достаточно одного хорошего броска. Вот он пригнулся, чуть отпрянул назад… И в это мгновение прозучал гонг, означавший конец поединка! Судейский компьютер сообщал этим сигналом, что он закончил все расчеты и не нуждается в дополнительной информации для определения победителя.

Клестов то ли не слышал гонга, то ли просто пе сумел удержаться и прыгнул уже после сигнала. Роман не расслабился, успел уклониться от удара. Клестов промахнулся в сам вылетел в минусовую зону. В зале раздались смех, аплодисмевты, но все это уже не имело никакого значения…

Табло над головами зрителей мигнуло, на нем погасли все цифры, и вот сейчас, сию минуту должно было появиться имя победителя, имя человека, отправляющегося к звездам. Роман знал, что это будет не его имя, и стоял, побледнев, гордо откинув голову, словно ждал приговора.

Компьютер уже начал печатать на экране первые знаки – дату и серию соревнований, номера документов, когда Райков потянулся к своему терминалу и нажал красную клавишу с надписью: «Дополнительная информация». Компьютер недовольно загудел, однако главное табло замерцало ровным голубым светом. Почти сразу же слева от Райкова вспыхнул терминатор внутренней связи, и над ним в воздухе повисло увеличенное и подсвеченное снизу лицо председателя экзаменационной комиссии.

– Вячеслав Степанович, – произнес председатель недовольным и вместе с тем извиняющимся тоном, – вы же знаете правила. После окончания расчетов в действия компьютера нельзя вмешиваться!

– Конечно, я помню правила, Александр Маркович, – ответил Райков, улыбаясь этому странному, возникшему словно из небытия лицу. – Там сказано, что в действия компьютера запрещено вмешиваться после объявления победителя. Но победитель еще не был объявлен. Я просто ввожу небольшую дополнительную информацию.

Не отключая канала связи, Райков достал из пагрудного кармана белую пластиковую карточку с красной полосой с правой стороны – личный знак руководителя экспедиции, – которой не пользовался еще ни разу. Начертив на ней несколько слов и еще раз улыбнувшись председателю, он не спеша опустил ее в узкую щель на терминаторе.

Несколько секунд компьютер задумчиво гудел, пережевывая новую информацию, и все это время председатель и Райков молча смотрели друг на друга, ожидая, чем закончится этот новый, неожиданно возникший поединок.

Наконец тихо пропел зуммер, щелкнула контакты реле, и на центральном панно зажглись слова: «По просьбе одного из членов судейской коллегии, результат соревнования будет объявлен завтра в восемь часов утра».

– Это неправильно, – тихо сказал председатель. – Я буду жаловаться.

– Это правильно, Александр Маркович. Если бы это было неправильно, компьютер никогда бы со мной не согласился.

«А может, и нет, – тут же подумал Райков. – Может быть, это действительно неправильно, потому что сейчас я поступил, по меньшей мере, странно. Вмешался в судьбу незнакомого мне человека, совершенно не представляя, что из этого получится…»

Но оказалось, что сама возможность вмешаться, переиначить заранее предрешенный результат доставила ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Слишком уж не любил он однозначные, легко предсказуемые результаты, слишком сильное чувство протеста вызывали они у него.

Отправив свою личную карточку по невидимым каналам судейского компьютера, Райков словно бросил на чашу весов чьей-то судьбы весомую гирю, понимая с запоздалым сожалением, что за действия такого рода рано или поздно придется расплачиваться. Судьба, как правило, никогда не прощает людям попыток вмешательства в ее слепую волю.

Самое же неприятное заключалось в том, что его поступок был продиктован чувством протеста, внутренними эмоциями, а вовсе не соображениями разума и цепесообразности. Райков не знал даже, подойдет ли кандидатура этого юноши для той роли, которую он предназначал своему стажеру еще там, в кабинете Ридова, когда решил, что ему необходим собственный, независимый наблюдатеель на Гридосе.

Визиофон в подъезде не работал, на вызов никто не ответил. Странно, что эти старые дома вообще еще не рассыпались. В конце концов Райков просто толкнул дверь и вошел в квартиру. Она напоминала древний музей космонавтики. Длинные ряды книг на полках. Шесть томов звездной навигации Криллинга.

Трехтомный труд «Эволюция планет». «Космическая психология». «Философия разума». «Пространство как функции времени» Карла Штатберга, И картины, пейзажи планет, карты звездного неба…

– Я не знал, что это так серьезно, – прошептал Райков. – Я не мог этого знать. Нужно было поговорить с парнем сразу же после поединка. По крайней мере, я в нем не ошибся.

Теперь ему оставалось только ждать. Служба информации сообщила, что личный номер Гравова выключен из сети. Вообще-то это запрещалось, но никто досконально не соблюдал всех правил, установленных Федерацией. «Лишь бы он вернулся, не выкинул какой-нибудь глупости. В его годы не так-то легко смириться с поражением, с потерей такой мечты…»

Райков подошел к рабочему столу Романа. Здесь царил страшный беспорядок. Наброски, эскизы непонятных пейзажей. На стене диаграмма незнакомой ему системы упражнений. Не очень-то она ему помогла в последнем поединке. По-прежнему неясно, как ему удалось добраться до финала, хотя что же тут удивительного? Райков снова прошелся взглядом по полкам с книгами. Парень, кажется, готовился не один год, готовился даже слишком серьезно. Вот почему он попал в финал и вот почему может не вернуться сюда, к старым проблемам, к старым воспоминаниям. Он может раз и навсегда круто изменить свою жизнь, и тогда Райков его не увидит. Он никогда не узнает о том, что произошло. Что победа, которой он так жаждал, все-таки состоялась.