Владимир Аренев - Правила игры

– Ничего, ничего.

Мы вошли в мою комнату, и я достал листок с восстановленным содержанием той страницы.

Начала первого предложения не было (видимо, оно помещалось на предыдущей странице).

... когда-нибудь или нет. Я не могу знать о том, какой из возможных вариантов будущего воплотится в жизнь, – и никто не может. И в своем незнании, обуреваемый желанием донести до тех, кто придет (если придет) после нас, свои знания, я пишу эти строки.

Я отдаю себе отчет в том, что, скорее всего, мой дневник прочтет некто, для кого он не предназначен. Что ж поделать, значит, так тому и быть. Разумеется, я не оставлю дневник без присмотра, но случиться может всякое.

В этом месте неизвестный пропустил несколько строк, а потом продолжал. И по смыслу, и по виду пиктографов было видно, что следующий дальше текст написан много позже, чем предыдущий. Что я и пояснил «академику».

Зачем все это делаю? Ведь я совершенно отчетливо понимаю: уже не будет Третьего поколения. Собственно, его и не может быть по определению. Мы так же сильно связаны с ними, как нерожденный ребенок – с матерью, мы зависим от их восприятия окружающего, и подобно тому, как Первых сменили мы (а Первые – Изначальных), вместо нас приходит... что?

(Подозреваю: на самом-то деле они не так уж свободны от чего-то более сильного, чем и мы, и вообще... Не знаю. Нужно будет при случае спросить у...)

Здесь страница заканчивалась.

– Вот, извольте, – сказал я, когда господин Чрагэн окончил чтение. – Не густо, правда?

Он задумчиво, автоматическим движением, достал платок и вытер лысину.

– Н-да, оч-чень интересно. Оч-чень, – произнес он, и по тону сказанного я понял, что «академик» обращается к самому себе. Но вот он встрепенулся и обратил свой задумчивый взгляд на меня: – Скажите, у вас много времени занял перевод?

Я покачал головой:

– Не слишком. Все дело в том, что это скорее пиктографы, нежели иероглифы древнеашэдгунского. Поначалу сложно сориентироваться, но чем дальше, тем легче и быстрее продвигается работа.

– А вы могли бы перевести больший массив текста? – с плохо скрытой надеждой спросил он.

– Наверное. – Я пожал плечами. – Но боюсь, времени на это у меня не будет. Вы же видите, повествования длятся почти сутки, тут только и остается, что как следует выспаться и удовлетворить естественные потребности. Куда уж – заниматься переводами!

– Но в принципе?

– В принципе – мог бы. Почему нет?

– Великолепно! Тогда... – он задумался, – тогда я сейчас же занесу вам книгу, а вы постараетесь перевести, сколько получится. А после того как мы выберемся отсюда, вы продолжите. И не думайте, я вам заплачу. Сколько хотите?

Я недоверчиво усмехнулся:

– Да не знаю. Нужно посмотреть на объем. И потом...

– Хорошо! – Он энергично прошелся по комнате. – Хорошо! Тогда подумайте как следует, а завтра утром я принесу вам книгу и мы поговорим о цене. Спокойной ночи!

Он не дал мне возможности вставить даже слово, кивнул, подхватил листок и бумажку с переводом, вышел. Я покачал головой. Чудак человек! «После того как выберемся отсюда»! После того как мы выберемся отсюда, я либо буду отдыхать на курорте и плевать в потолок собственной новоприобретенной усадьбы, либо... Хм, либо мне понадобится работа, причем – в самом скором времени. Ладно, поглядим, что там у него за книга. Если вся она полна такой непонятной чуши... никто ведь меня не заставляет, еще не поздно будет отказаться.

Я лег в кровать и заснул, размышляя о неудачном варианте концовки этой истории и о том, что же стану делать после. Вряд ли в каком-нибудь бюро переводов нужен специалист по древнеашэдгунскому. Да и какой я специалист? Так, любитель со словариком.

За окном по-прежнему выл ветер.

– Господин Нулкэр, вы еще спите? – Голос, разбудивший меня, был никак не похож на ставший за эти дни привычным голос слуги.

– Нет, уже не сплю, – сварливо сообщил я. – Подождите, господин Чрагэн, сейчас оденусь и впущу вас.

Сегодня «академик» прижимал к груди вместо темно-синей папки массивный сверток.

– Что это? – удивился я.

– Книга, – пояснил господин Чрагэн, протягивая сверток мне.

– А почему вы ее так тщательно запаковали?

Он смущенно кашлянул. Конспиратор! Я уже намеревался развернуть пакет, но в это время за дверью произнесли:

– Вставайте, господин!

– Уже встал! – сообщил я. – Иду в Большой зал.

– Который час? – Этот вопрос я адресовал «академику».

– Десять. Скоро повествование.

– Тогда я займусь вашей книгой попозже, хорошо?

Он согласился, хотя я видел, что только вежливость заставила его сделать это. Похоже, господину «академику» не терпелось ознакомиться с содержанием сего труда.

Не разворачивая, я положил пакет на стол и вместе с Чрагэном отправился в Большой зал. Завтрак прежде всего!

Признаться, этим утром у меня было прекрасное настроение, и даже конспиративные фокусы «академика» не могли его испортить. Вчера я всерьез опасался повторения позавчерашних штучек с раздвоением личности, и то, что все в порядке и я – всего лишь я и больше никто, меня здорово успокаивало.

За завтраком Данкэн снова поднял вопрос о том, долго ли нам здесь сидеть взаперти, но Мугид опять ничего конкретного не сказал. Остальные, похоже, не особенно беспокоились по поводу нашего заточения: то ли свыклись с той мыслью, что в течение всех повествований придется внимать в изолированной от внешнего мира гостинице, то ли их этот вопрос вообще перестал волновать. Я же пребывал в эйфории, вызванной подтверждением моего психического здоровья, и поэтому не особо и стремился принимать участие в дискуссии. Тем более что мы ничего не могли изменить.

Поэтому, так и не придя к какому-либо решению, все отправились на первый этаж.

– Господин Нулкэр, с вами все в порядке? – неожиданно спросил у меня Мугид, когда мы спускались по лестнице. – Мне показалось, вам вчера нездоровилось.

Я рассмеялся:

– Вам только показалось. Все в полном порядке.

– Ну что же, вот и хорошо. Великолепно.

К чему он это? Чего добивается?

Чего он добивается? Ведь совершенно ясно, что это ущелье будет стоить нам слишком дорого. Тогда – зачем?..

Данн смотрел в спину Собеседнику и повторял за ним слова утренней молитвы, но мысли его – впервые, наверное, за много утренних молений Бегущему – были обращены отнюдь не к небесам. Скорее уж Охтанг размышлял об их содержимом, если можно так называть Бога. За подобную ересь быть бы тебе, данн, рабом, но слова, не произнесенные вслух, очень трудно услышать. Хотя иногда кажется, что Собеседник способен и на это.

Молитва закончилась. Брэд обернулся.

В лагере все уже было готово к первой атаке. За ночь солдаты отдохнули, а инженеры закончили сборку обеих катапульт и даже изготовили одну баллисту. Не подкачали и алхимики с обещанными горючими снарядами.