Дэвид Зинделл - Сломанный бог

– Синапсы закрепляются, как шелковые нити во льду?

Дризана поднесла бокал к губам, пристально глядя на Данло, потом рассмеялась, и грусть внезапно покинула ее.

– Милый Данло, ты ничегошеньки не понимаешь в том, что мы собираемся сделать, правда?

– Правда. Я всегда думал, что мозг – просто розовый студень.

Дризана, все еще смеясь, потянула его за руку.

– Пойдем. И ты тоже, почтенный фраваши – будешь мне помогать, потому что я слишком много выпила.

Она провела их в свою мастерскую. В центре комнаты на фравашийском ковре, подаренном когда-то Дризане Старым Отцом, стоял мягкий, крытый зеленым бархатом стул, единственный здесь предмет меблировки, если не считать пары голографических стендов позади него. Каждую из шести стен от пола до потолка занимали полированные полки с рядами предметов, похожих на блестящие металлические черепа. Всего черепов было шестьсот двадцать два.

– Это шлемы, – объяснила Дризана, усадив Данло на стул. – Ты, конечно, уже видел их раньше.

Данло вертел головой, оглядывая полки. Агира, Агира, зачем нужно было собирать все эти черепа?

Дризана, пошатываясь, повернула его голову к себе. Голова у него была большая для четырнадцатилетнего мальчика, и Дризана выбрала ему шлем на третьей полке сверху.

– Сначала мы сделаем модель твоего мозга, – сказала она.

– Модель?

– Да, вроде картинки.

Старый Отец уселся на ковре по-фравашийски, а она приладила Данло шлем. Данло задержал дыхание, а потом медленно выдохнул. Шлем холодил голову даже через шапку волос. Твердый и холодный, он туго сжимал череп. Данло знал, что сейчас с ним произойдет что-то важное, хотя и не совсем понимал, что В темном доме Дризаны он не терял ориентировки и был уверен, что сидит лицом к востоку. Мочиться следует на юг, спать головой на север, а торжественные обряды исполнять, глядя на восток. Интересно, откуда Дризана это знает?

– Картинка твоего мозга, – пробормотала Дризана, дыша на него вином. – Мы нарисуем ее с помощью света.

За стулом зажегся один из стендов, показав модель мозга Данло. В воздухе появились складки коры, мозжечок, миндалина и четкая граница между двумя полушариями. Данло ничего не почувствовал, кроме того, что сзади зажегся свет, и оглянулся посмотреть.

– Стой! – крикнула Дризана, но было уже поздно. Данло слепо повиновался чужой воле только раз в жизни, при своем посвящении в мужчины, да и то под страхом смерти – разве мог он удержаться, чтобы не посмотреть на картинку своего мозга? Он посмотрел, и соответствующие нейроны его мозга сработали, заставив зрительный участок коры на модели вспыхнуть оранжево-красным светом. Красный огонь, как копье, ударил Данло в глаза и проник в мозг. Старый Отец сказал неправду: больно было, и еще как. Данло зажмурил глаза и отвернулся. Боль жгла его белым пламенем.

Дризана зажала его голову морщинистыми руками и осторожно повернула лицом к себе.

– Нельзя смотреть на модель собственного мозга! Сейчас мы пойдем в глубину – а это нейропередаточный поток, электричество. Ты мог бы увидеть собственные мысли, а это очень опасно. Зрелище зарождения мыслей само по себе порождает новую мысль, и возникает обратная связь. Этот процесс мог бы длиться до бесконечности, но ты лишишься рассудка или умрешь задолго до этого.

Данло застыл, глядя прямо перед собой. Между лбом и стенками шлема проступили крупные капли пота.

– Агира, Агира, – шептал он. – О благословенная Агира.

– Сиди смирно. Прежде чем приступить к импринтинг нужно посмотреть, в каком месте мы будем это делать.

Дризана, даже будучи под хмельком, вскрыла его мозг так же легко и умело, как он сам бы выпотрошил зайца. Прежде чем стать мастером импринтинга, она была акашиком и сняла не одну тысячу мозговых карт. Все мастера импринтинга являют ся также и акашиками, хотя мало кто из акашиков владее искусством импринтинга. Снять и прочесть карту мозга легче чем что-то впечатать в него, однако акашики, вопреки всякоГ справедливости, почему-то имеют гораздо более высокий статус в Ордене.

– Закрой глаза, – велела Дризана.

Данло закрыл. Модель мозга позади него переливалась волнами света. Языковые участки в левом полушарии приобрели повышенную яркость. Их нейронная сеть отличалась высокой плотностью и сложностью. Миллионы нейронов, словно светящиеся красные паучки, кишели в трехмерной паутине. От каждого из них тянулись тысячи дендритов, тысячи красных шелковых нитей, которые пересекались, образуя синапсы.

– Данло, ни лурия ля шанти, – сказала Дризана, и его ассоциативная кора ярко вспыхнула. – Ти асто юйена ойю – твои глаза смотрят слишком глубоко и видят слишком много

– Ох-хо, это правда! – вставил Старый Отец. – Юйена ойю – все так.

Дризана знаком велела ему замолчать и стала произносить слова на других языках, которые уже не действовали на ассоциативную кору Данло. Очень скоро Дризана определила, что алалойский – его родной язык и что никаких других Данло не знает, кроме мокши и самых начал основного. Это было потрясающее открытие, которое Дризана не замедлила бы разнести по многочисленным кафе и барам, если бы не была обязана, как печатник, хранить тайны своих клиентов.

– Ну что ж, с моделью мы определились – приступим к импринтингу.

Она сняла с Данло шлем. Пока он расчесывал пятерней мокрые от пота волосы, она прошла к дальней стене, чтобы взять другой. При этом она пыталась объяснить Данло основы своего искусства, хотя ей трудно было подбирать нужные слова на алалойском. Данло быстро запутался. Суть процесса импринтинга проста и сложна одновременно. Каждый ребенок рождается с определенным набором синапсов, связывающих нейрон с нейроном. Этот набор, называемый первичным репертуаром, определяется частично генетическими программами, частично самоорганизующими свойствами растущего мозга.

Обучение, попросту говоря, происходит, когда определенные синапсы отбираются и укрепляются за счет других. Голубое небо, жгучее прикосновение льда – каждый цвет, каждая хрустнувшая ветка, запах, мысль или страх вжигают в синапсы свою метку. Постепенно, от события к событию, первичный репертуар заменяется вторичным. И это преображение – расцвет человеческого «я», человеческой души – осуществляется эволюционным путем. Группы нейронов и синапсов соперничают одна с другой из-за ощущений и мыслей – точнее, за то, чтобы мыслить. Мозг представляет собой собственную вселенную, где мысли – это живые существа, переживающие расцвет и умирающие согласно законам природы.

Дризана надела на голову Данло новый шлем, толще и тяжелее первого. Над вторым голографическим стендом зажглась, рядом с первой, вторая модель мозга Данло. В процессе импринтинга Дризана должна была постоянно сравнивать обе модели вплоть до молекулярного уровня, чтобы определить по ним – и по синим глазам Данло, – когда закончить этот первый сеанс.