Дэвид Зинделл - Сломанный бог

– Готов ли ты, Данло?

Член обернули чем-то мягким, вроде перистого мха, и забинтовали нерпичьей кожей.

– Ты должен собраться с силами для путешествия, Данло. – Зверь стал над ним, держа что-то в своих окровавленных когтях. – Этот кусок мяса подкрепит тебя. Открой рот и проглоти его, не жуя.

Данло послушно разинул рот, как птенец, и Зверь положил ему на язык его крайнюю плоть. Данло конвульсивно глотнул, ощутив вкус свежей теплой крови.

– Данло, этот кусочек твоего детства оплодотворит тебя, как семя. Из ребенка вырастет мужчина. Готов ли ты стать им?

Данло глотнул еще раз, стараясь избавиться от тошнотворной солености собственной крови.

– Данло, ви Эльдрия сена! Ти ур-алашарет. Предки ждут! Настало время совершить переход.

Данло смотрел теперь спокойными, прояснившимися глазами и видел мириады огней, льющих свой свет на него.

– Ты можешь повернуть голову, Данло.

Данло моргнул, повернул ее и увидел над собой Соли, одетого, как обычно, в свою зимнюю парку. Страшный Зверь исчез.

– Молодцом, – сказал Соли.

Он помог Данло сесть и накинул на него чистую шкуру шегшея. Темная кровь пропитала белый мех внизу. Сквозь мерцающее пламя костров Данло смотрел на круг черепов.

Теперь ему предстояло выбрать своего доффеля. Соли мог помочь ему в этом, но свою вторую половину лучше было найти без посторонней помощи, одному.

– Ты хорошо видишь, Данло?

– Да.

Он парил на высоте шести тысяч футов над людьми и временем. Поворачивая голову в обе стороны, он видел множество вещей. Под ним простирались темные леса и освещенные звездами холмы его детства, а дальше, там, где изрезанный берег острова вдавался в океан, мерцали серебром уходящие в бесконечность морские льды. Ближе к себе он видел лицо Соли, изнуренное и бледное, как у смертельно больного. Через боль человек сознает жизнь, думал Данло. Его тело еще горело от боли, но дух уже начал свое путешествие в глубинный мир.

Данло понемногу начинал видеть себя таким, как есть. Все действа обряда посвящения должны были приготовить его к этому мгновению. Его ребяческое представление о себе самом, его старый образ мыслей – все разбилось вдребезги, как льдина под ударом каменного молота. Их сменила внезапная ясность, меткость красок, очертаний и смысла. Высоко над ним, в небе, бледно'гояубым огнем пылали звезды, бедра и живот покрывала густая красная кровь. Он снова посмотрел на круг черепов, белеющих во мраке. Каждый из этих черепов был его черепом: он только начинал постигать пути, связующие одну жизнь с другой. Но один череп словно мерцал под бдительными очами Древних, маня к себе его, Данло. Череп Агиры, снежной совы, самой мудрой и свирепой из всего животного царства.

Она превосходила всех своей дикостью и свободой, и не было существа, столь опасного для человеческого духа. По правде говоря, Данло боялся признать, что Агира его доффель, его второе «я» – ведь человек, духовно связанный с Агирой, рождается раз на десять поколений. Он смотрел, надеясь, что эта великолепная птица перестанет манить его, но под конец убедился, что Агира и правда его доффель. Это ей предстоит перевести его в неизведанный мир, где живет его глубинная суть.

Соли перехватил взгляд Данло, устремленный на маленький круглый череп Агиры. То, что Деваки удалось когда-то добьвдгэту птицу, само по еебе было чудом – ведь Агира самая редкая из всех птиц и не часто попадается на глаза охотникам.

– Ты уверен, Данло? – спросил Соли.

– Да. Агира, снежная сова.

– Взрослые мужчины называют эту птицу белой талло. И ты тоже должен звать ее так.

Всем, разумеется, было известно, что совы принадлежат к семейству талло, как и то, что Бог – это огромная талло, чье тело представляет собой всю вселенную. Но старейшины алалойских племен всегда спорили о том, какая это талло: серебристая, голубая или белая, которую дети называют снежной совой.

– Мой доффель – Агира, – сказал Данло.

– Хорошо. – И Соли, как по волшебству, извлек откудато заплесневелую кожаную сумку, набитую разными предметами. Порывшись в ней, он достал белое перо. – Это маховое перо белой талло, твоего доффеля.

Перо было белое, как снег, и распушенное по краям, чтобы глушить хлопанье крыльев Агиры. Она великолепная охотница и падает на добычу почти бесшумно. Маленькой костяной заколкой, которую дал ему Соли, Данло закрепил перо в своих длинных волосах. Соли запел, и перед Данло открылся мир нехоженых снежных полей. Данло вошел в сон-время, в альтйиранга митьина своего народа, ведомый болью, ужасом и своей новообретенной способностью побеждать этот ужас. Древние говорили с ним под пение Соли. Ему открывались новые знания и тайны, доступные только мужчине. Песнь Жизни, звучащая из уст Соли, представляла реальность в новом свете.

Это была символическая и смысловая система, объединяющая все сущее в мире в великом кругу халлы. Песнь насчитывала четыре тысячи девяносто шесть строк. Соли пел ее быстро, искажая мотив своим низким голосом. Он пел о том, как младший бог, Квейткель, сотворил мир из кусочков камня и льда, о свадьбе Квейткеля с Деваки и об их детях Елене, Рейне и Манве. Данло узнал, что в третье утро мира мудрая Агира подружилась с Манве и научила его летать, охотиться, совокупляться и делать многое другое. Манве и Агира – это Два Друга, древнейшие из всех Древних, и Данло, слушая Песнь Жизни, встретился с ними в сон-времени. Сон-время объединяло то, что есть теперь, будет потом и было всегда, но существовало только Теперь, в истинном времени, вечно создающем мир заново.

– Али вое Айей, – пел Соли. – Бог – это великая серебристая талло, чьи крылья простираются до самых концов вселенной.

Песнь Жизни дошла до шестьдесят четвертой строки. За три последующих дня Данло должен был заучить ее точно так, как пел Соли, чтобы когда-нибудь повторить ее своему сыну или молодому соплеменнику. Боль, лучшее из всех мнемонических средств, помогала ему запоминать каждую ноту и каждый протяжный звук – боль как нельзя лучше;лодготовила его разум и дух для запоминания.

– Все животные помнят… – пропел Соли, и его голос начал дрожать. – Все животные помнят первое утро мира. – Он умолк и стал тереть свой затылок, а лицо его стало серым, как старый тюлений жир. Облизнув губы, он запел дальше, уже с трудом.

Вскоре он перешел к первой из Двенадцати Загадок:

– Как поймать красивую птицу, не убив ее дух?

Данло ждал, что сейчас последует разгадка, но Соли застонал и схватился за живот.

– Что с тобой, отец? – спросил Данло. Он не хотел говорить, чувствуя, что слова могут вывести его из сон-времени.

Но Соли стал задыхаться, и надо было выяснить, что с ним такое. Теперь Данло знал дорогу и мог вернуться в сон-время всякий раз, когда понадобится.