Борис Иванов - Последний вагон в рай

– Заходи, я уже начал беспокоиться. Почему задержался?

– Изъявлял, понимаешь ли, чувства по поводу великой победы Отца Нации Виктиса над тираном и узурпатором Деррилом. Перед камерами вечерней хроники. Пришлось изобразить из себя полный восторг и истечение слезами радости. Понюхали и отпустили…

– Патруль задержал?

– Служба Почтения.

– У Виктиса она тоже так называется?

– Да нет же – наша родная, старая, жуком закаканная Служба Почтения Великого Деррила. Нашего обожаемого. Отца народа и Сына Богов. Перестроились, суки. Еще вчера за полшепота против Вождя отрывали конечности, а сегодня трясут прохожих и требуют корчить из себя жертв преступного режима.

– Да, придуряться ты умеешь.

– Тем и держусь! Иначе давно б турнули из Дома Развлечений за пьянку. Кстати – дурную воду пить будем?

Руждан широким жестом извлек из-за пазухи мутную бутыль. Похоже, все запреты на пьянство стремительно рухнули вместе с тоталитарным режимом Деррила. У всякого минуса есть свои плюсы.

Узрев на столе два непочатых стакана, закуску и недопитую бутыль, старый комик остолбенел. А вот вид гвардии капитана, в полной боевой выкладке покоящегося на ложе закадычного друга, оставил его совершенно равнодушным. Не в свои дела Руждан не лез. Никогда. Он осторожно водрузил свою бутыль среди имеющего место великолепия и протянул стакан Лики. Тот послушно взял его.

– Как с эшелоном? – задал Лики самый неприятный из всех возможных в данной ситуации вопросов.

Руждан помрачнел, выглушил свой стакан и плюхнулся на диван.

– Можно сказать, никак. Парни из клана Виктиса оседлали все туннели… кроме одного. Эмиграция будет резко сокращена, а цены соответственно взлетят до небес. Ведь теперь Виктис, имаго ему в задницу, м-о-н-о-п-о-л-и-с-т и будет единолично диктовать всем условия! Точно известно только одно: последний вагон в Рай уходит через неделю, а дальше – мрак.

В глазах Лики мелькнула надежда:

– Может, успеем?

Руждан печально улыбнулся.

– Ты знаешь, сколько теперь стоит билет?

– Нет. Но догадываюсь.

– Триста оборотов! Иридием, – конечно.

Лики обреченно поморщился. У него не было и четверти этой суммы.

– Что же нам делать? Как говорили Великие: «Делать-то что?»

– Думать! И действовать! Но сначала – выпить. Лей больше. Неизвестно, что ждет нас завтра. Да хватит хандрить! Я, думаешь, не переживаю? Но не раскисаю же! А ведь мне тоже обрыдло ежедневно корчить из себя идиота в Доме Развлечений, пока нашу национальную культуру добивают свои продажные ремесленники, а теперь – еще иноземные выродки…

Лики почти не слушал его. Все его радужные надежды на изменение жизни лопнули в одночасье. Это был уже не первый крах в биографии Мастера из рода Мастеров. Судьба благоволила к нему в ранней юности – он был лучшим учеником самого Ларса, – лучшим из клана бесчисленных Лики, различающихся лишь номерами, данными при рождении. Ларса – единственного, удостоившегося чести избрать себе новое имя. Ему, Лики, вместе с секретами мастерства должны были достаться после утверждения в правах и собственная мастерская, и именная стипендия из немалых доходов Учителя. Но на Ларса донесли – черт дернул его лезть в политику. И только Всеблагие Спонсоры, видно, заботой своей спасли Учителя и его друзей от Вечного Огня. Учитель успел уйти в Большую Эмиграцию, цех его пошел с молотка в пользу двора Высокородного Деррила, а Лики пришлось встать к конвейеру. Это ему-то – Мастеру, знающему в совершенстве технику филигранных работ… Чего стоило ему усвоить совсем другую технику – технику выноса на черный рынок ходовых «изделий» и «компонентов», технику получения и укрывания с риском заработанных виточков. И вот наконец и ему замаячил свет в конце унылого туннеля – накопленная сумма уже только чуть-чуть не дотягивала до той, за которую Тайный Народ спроваживает ко Всеблагим подданных Царей Вселенной. И теперь – за считанные часы все рухнуло. Снова сборочный цех, ряды микросхем, с утра до позднего вечера бегущие по конвейеру, и всевидящий телеглаз, следящий за каждым движением. Две минуты без работы – а это вовсе не от тебя зависит, если, скажем, опять не завезли нужные шаблоны и мало ли еще какая напасть приключится у смежников, – штраф, пять минут без работы – удар током, десять минут без работы или повышенный процент брака – карцер и лишение еды на сутки. Кстати, теперь, под оккупацией, все еще похреновеет – можно голову давать на отсечение…

И: «Виктис Вае! Виктис Вае-Вае!!!»… Он с силой сжал пальцы и повернулся к другу.

– Мы должны достать деньги любой ценой, – выдохнул он. – Любой!

Раскрасневшийся от выпитого Руждан иронически усмехнулся.

– Хочешь пойти на панель? Ты знаешь – я с удовольствием составлю тебе компанию. Но вот большого притока клиентов – не гарантирую…

Наступила невеселая пауза. Барабаны из-за ставен утешали их: «Др-р-р-рянь – дре-бе-день! Др-р-р-р-рянь – дре-бе-день!!» Гвардии капитан завозился на койке, чуть изменил позу и, не просыпаясь, с большим чувством вполне членораздельно сообщил: «Мир должен иметь форму… стакана!»

И вновь отключился.

Руждан в задумчивости крутил в руках упомянутый сосуд. Пустой. Потом осторожно спросил:

– А ты давно виделся с Поко? Он еще продолжает мечтать об эмиграции?

Лики не сразу понял, о ком его спрашивают.

– Поко? Из Рода Блюстителей? Не знаю… Я как-то не относился к этому серьезно. Во-первых, у него никогда не было достаточно денег, чтобы всерьез думать о взятке Проводникам. А во-вторых, Блюстители и так живут получше прочих. И потом, они все жуткие консерваторы – в их Семье… Они ни за что на свете не бросят Вечный Огонь.

Клоун плеснул себе еще дурной воды и теперь задумчиво смотрел на лампу сквозь зеленоватую опалесцирующую жидкость. После долгой паузы он поставил стакан на пол и, понизив голос до шепота, многозначительно сказал:

– А ведь Поко не из Блюстителей. Он из безымянных ячеек. Так-то, друг.

Вообще-то Лики впервые услышал, что к Вечному Огню подпускают кого-то, кроме членов жреческой касты. А уж какую пользу смогут из этого извлечь двое, задумавших податься в Большую Эмиграцию, понять было и вовсе трудно.

– И чем он нам может помочь? – спросил Лики, с ужасом ощущая, что его собственная трезвость становится непреодолимой преградой для понимания того пьяного бреда, на который стал так похож окружающий его мир.

– Да так, есть у меня одна Мысль… Мыслишка… – Руждан вперился взглядом в глаза Лики, как бы взвешивая в который раз надежность своего старого приятеля. – Пре-вра-ще-ние субстанций… Т-р-а-н-с-м-у-т-а-ц-и-я…

Лики понял, что разрыв между теми уровнями, на которых болтались его и Руждана замутненные сознания, стал уж чересчур велик, и молча, как лекарство, проглотил содержимое своего стакана. Поперхнулся и зашелся кашлем.