Эрик Рассел - Зловещий барьер

Тонкий, горбатый, как у ястреба, нос обрамляла пара холодных суровых глаз, сверкающих каким-то неземным светом. Было что-то подавляющее в их сверхъестественном блеске, что-то гипнотическое в остром, настороженном, проницательном взгляде.

– Почему наверху так темно? – поинтересовался Грэхем, все еще не в силах оторваться от этих поразительных очей.

– Свет приманивает ночных тварей, – уклончиво ответил Бич. – Они могут причинить неудобство. – Он разглядывал гостя. – Кто вас надоумил искать меня здесь?

– Редактор газеты, издающейся в Бойсе, знает, что вы часто уединяетесь в этом доме. Он сказал, что утром пришлет репортера посмотреть, живы вы или нет. Вот я и решил его опередить.

Бич вздохнул.

– Так я и знал: после того, что случилось, сюда набежит целая свора ищеек. Ну, да ладно! – Он провел Грэхема в небольшую комнату, всю заставленную книгами, и подвинул гостю стул. Осторожно закрыв дверь, сел напротив. Потом переплел длинные, тонкие пальцы и устремил на собеседника свой странный взгляд – Мне искренне жаль, что мы встречаемся при таких прискорбных обстоятельствах. Полагаю, ваш приход связан с катастрофой в Силвер Сити?

– Да.

– Но Ведомство целевого финансирования здесь вроде бы ни при чем. Почему же вас это интересует? – Темные, тонко очерченные брови профессора вопросительно поднялись.

– Вы правы, – согласился Грэхем. Сняв с руки кольцо, он передал его Бичу. – Может быть, вы слышали о таких вещах, даже если вам не доводилось их видеть? На его внутреннюю поверхность нанесена микроскопическая надпись, подтверждающая, что я являюсь сотрудником Разведывательной службы США Если хотите, можете посмотреть под микроскопом.

– А, разведка! – Нахмурив лоб, Бич задумчиво повертел в пальцах кольцо и отдал владельцу, даже не удосужившись разглядеть как следует. – Верю вам на слово, – он нахмурился еще сильнее. – Если вас интересует, почему взорвался нитрат серебра, то на этот вопрос я ответить не смогу. Мне еще несколько недель придется давать бесчисленные объяснения полицейским, заводским инспекторам, химикам-технологам, репортерам. И все они будут даром тратить время. Я совершенно не в силах объяснить причину аварии.

– Лжете! – без обиняков заявил Грэхем.

Покорно вздохнув, ученый поднялся и медленно направился к двери. Он отыскал палку с крючком на конце, зацепил ею большой экран, спрятанный в углублении потолка, и опустил его вниз. Удостоверившись, что экран полностью закрывает дверь, он вернулся на свое место.

– Почему вы считаете, что я лгу?

– Потому что вы, как никто другой, знаете, что раствор был непостижимым образом взорван тем таинственным феноменом, который вы пытались сфотографировать, – ответил Грэхем, чувствуя, как волосы у него на затылке зашевелились. – Потому что кому-то из вашей команды удалось, наконец, получить запретное изображение – и вот ответный ход: Силвер Сити сметен с лица земли.

Горло у него судорожно сжалось. Грэхем отчетливо почувствовал, что этими словами подписал себе смертный приговор, и с удивлением отметил, что все еще жив. Он взглянул на Бича, желая увидеть, какой эффект произвело на него это заявление, но ученый только крепче сжал скрещенные на груди руки, да в его горящих глазах блеснула едва различимая искра.

– Ведь город пал жертвой того же явления или явлений, которое погубило невесть сколько лучших ученых мира, – наступал Грэхем, – как раз выяснение обстоятельств смерти некоторых из этих ученых – американских ученых – и привело меня к вам.

Он достал бумажник, извлек из него телеграмму и передал Бичу. Тот стал читать, бормоча себе под нос:

ПОЛИЦИЯ БОЙСЕ ДЛЯ ГРЭХЕМА ЕДИНСТВЕННЫЙ ОБЩИЙ ЗНАМЕНАТЕЛЬ ТИРЕ ВСЕ БЫЛИ ДРУЗЬЯМИ БЬЕРНСЕНА ИЛИ ДРУЗЬЯМИ ЕГО ДРУЗЕЙ ТОЧКА ГАРРИМАН.

– Имеются в виду те, кто умер в прошлом месяце. – Жестом обвинителя Грэхем наставил на профессора указательный палец. – Но ведь и вы были другом Бьернсена!

– Совершенно верно, – согласился Бич и стал задумчиво изучать собственные руки. – Мы с Бьернсеном очень старые друзья. Таких, как я, осталось совсем немного. – Он поднял глаза и посмотрел прямо в лицо собеседнику. – И еще я должен признаться, что у меня действительно много таких сведений, которые я собираюсь хранить в строгой тайне. Ну и что вы собираетесь со мной делать?

Этот дерзкий вызов мог бы смутить кого-то менее настойчивого. Но сыщик так легко не сдавался. Уперев руки в голени и подавшись вперед, он постарался изобразить на лице такое выражение, как будто ему известно гораздо больше, чем подозревает его оппонент, больше, чем он пока намерен открыть.

– Скажу вам откровенно, – начал он, – Ирвин Уэбб оставил тайное послание, которое нам удалось расшифровать. Оно содержало многое из того, что он обнаружил. Уэбб утверждал: эту картину необходимо показать миру – если такое зрелище не приведет к бойне.

– Бойня! – хрипло вырвалось у Бича. – Разве вам не достаточно того, что случилось с Силвер Сити? Один человек видит картину, смотрит на нее, думает о ней – и в единое мгновение тридцать тысяч людей расплачиваются за это своими жизнями, а может быть, и душами. Вот и сейчас самый опасный для вас враг – ваши собственные мысли. Зная самую малость, думая о ней, размышляя, прокручивая ее в мозгу, вы сами подставляете себя под удар, обрекаете себя на гибель. Вас выдает непроизвольная деятельность вашего же ума. – Взгляд его скользнул к двери. – Если вдруг люминещентный экран на двери засветится, ни я, ни весь цивилизованный мир уже не смогут спасти вас от немедленной смерти.

– Знаю, – невозмутимо ответил Грэхем. – Но риск, которому я подвергаюсь, ничем не больше вашего: к тому же, он не сможет возрасти, если я узнаю то, что уже известно вам. От большего знания смерть не станет больше. – Стараясь не смотреть на экран, он сосредоточил все внимание на сверкающих глазах собеседника. Если экран засветится, он увидит его отсвет в глазах Бича. – Раз уж бойня все равно произошла, несмотря на то, что истина не стала достоянием масс, навряд ли положение ухудшится, если истина выйдет наружу.

– Ваше предположение, – Бич саркастически усмехнулся, – построено на ошибочной предпосылке: плохое не может стать еще хуже. – Он не сводил глаз с экрана. – Когда-то не было ничего хуже лука и стрел – пока не появился порох. Не стало ничего хуже него – пока не появились отравляющие газы. Потом бомбардировщики. Потом сверхзвуковые ракеты. Потом атомные бомбы. Сегодня – бактерии и вирусы-мутанты. Завтра – что-нибудь еще. – Последовал отрывистый язвительный смешок. – Ценой слез и страданий мы начинаем понимать, что всегда есть простор для дальнейших усовершенствований.

– Охотно поспорю с вами, но только когда буду знать все факты, – парировал Грэхем.