Алан Фостер - Тар-Айимский Кранг

– Бывший Младший Советник и социолог Бран Цзе-Мэллори и старший философ эйнт Трузензюзекс выражают свое почтение Максиму из Дома Малайки и желали бы побеседовать с ним, если он дома и расположен к этому.

Разум Флинкса внезапно распахнулся от рванувшихся к выходу мыслей. Неудивительно, что они так легко прошли мимо охранника у ворот! Церковник и чистый ученый. Да притом высокого ранга, хоть Цзе-Мэллори и сказал "бывший". Младший Советник – это, по меньшей мере, планетарный уровень. Он был менее уверен насчет важности Трузензюзекса, но знал, что с уважением, испытываемым транксами к их философам или теоретикам, могло соперничать только почтение к самым почетным Матерям Улья и Старшим Советникам Церкви. Мозг его переполнился вопросами, окрашенными столь же неуверенностью, сколь и любопытством. С какой стати две такие знаменитости сидели в заведении у Сморчка Симма? Почему они выбрали в гиды его, юнца, ничто, когда королевский министр мог предоставить им царскую свиту? Ответ на это он прочел легко: инкогнито. Слово это многое говорило, а подразумевало еще больше. А в данную минуту что за дела могут быть у двух таких изощренных умов с солидным, твердо стоящим на земле коммерсантом, вроде Максима Малайки?

Покуда он ошеломленно задавал сам себе вопросы, не имевшие ответов, находившийся где-то наверху мозг принял решение. Из репродуктора послышалось:

– Максим из Дома Малайки приветствует гостей, хоть он и поражен, и обязательно побеседует с достопочтенными сэрами. Он желает, чтобы вы оба… – возникла пауза, покуда скрытый где-то глаз просканировал коридор, – …вы трое поднялись наверх. Он сейчас находится на юго-западной веранде и примет вас там немедленно.

Голос из репродуктора, щелкнув, смолк, и сразу же раздвинулись искусно выкрашенные под дерево двери. Человек и транкс без дальнейших приглашений вошли в кабину. Флинкс секунду размышлял, последовать ему за ними или бежать, как от черта, но Цзе-Мэллори решил за него.

– Не стойте тут, разинув рот, юноша. Разве вы не слышали, как нам сказали, что он желает видеть нас троих?

Флинкс ни в чем не обнаружил подвоха. Он шагнул в лифт. Разместились они все в нем более чем удобно. Он и прежде бывал в этом доме, но если он в чем и был уверен сейчас, так это в том, что теперь его вызвали не для выступления. И это не вход для слуг, которым он пользовался прежде. Тихий свист воздуха от закрывшихся дверей прозвучал в его ушах с громкостью взрыва.

Когда они поднялись, их встретил высокий человек-скелет, облаченный в черно-алые цвета семейства Малайки. Он ничего не сказал и провел их в помещение, которого Флинкс прежде не видел.

Противоположный конец помещения выглядел уходящим в открытое небо. На самом деле это была одна из больших хрустальных протоверанд. Именно они-то и придавали этому району Драллара вид усыпанного драгоценностями леса. Он на мгновение вздрогнул, когда ступил на то, что походило на гладкое ничто. Двух ученых это, казалось, ничуть не трогало. Он ходил прежде по такому полу, когда выступал, но тот был непрозрачным, а этот совершенно прозрачен, лишь с намеком на розовый цвет, до самой земли. Он поднял взгляд, и головокружение прошло.

Мебель тут стояла сплошь красно-черная, со случайным пятном яркого цвета здесь и там от какого-либо импортного предмета или произведения искусства. В воздухе витали густые пары фимиама. Вдали начало садиться солнце Мотылька, погружаясь в непрерывный редкий туман. На Мотыльке темнело рано.

На одной из многочисленных больших пушистых кушеток сидели две фигуры. Одну он узнал сразу же: Малайка. Другая – поменьше, белокурая и с совершенно иными формами. Большую часть ее покрова составляли длинные, до талии, волосы.

Голос, грохотавший из горла с толстыми мускулами, походил на оживающий спящий вулкан:

– Же! Вот и наши гости. Сиссиф, дорогая, беги и стань еще прекрасней, Ндийо?

Он оглушительно чмокнул ее в щеку и направил вон из помещения звучным шлепком по самой выдающейся части ее тела. "А у него новая, – подумал Флинкс. – Блондинка и с немного более зрелой фигурой, чем последняя." Вкусы торговца явно росли вместе с животом. Правда, последний пока еще только чуточку бросался в глаза.

– Ну и ну! – прогремел Малайка, сверкнув с эбеново-черного лица белыми зубами, заискрившимися среди клочьев кудрявой бороды. Он в два шага подошел к ним и пожал руки. – Бран Цзе-Мэллори и эйнт Трузензюзекс. Узитави. Тот самый Трузензюзекс?

Инсектоид исполнил еще один из своих медленных грациозных поклонов:

– Вынужден признать себя виновным в предъявленном обвинении.

Флинкс нашел время восхититься способностями инсектоида. Из-за природы их физиологии движения транксов бывали крайне скованными. Увидеть, чтобы транкс кланялся так, как Трузензюзекс, доводилось исключительно редко.

Когда Челанксийское Содружество еще только образовывалось, люди дивились искрящейся голубой и зеленоватой гамме тел транксов и обмирали от испускаемого ими естественного аромата. И сокрушенно гадали, какими транксы найдут их самих, тусклых, вонючих, мягких. А транксы увидели гибкость в паре с твердостью, с которыми ни один транкс никак не мог и надеяться соперничать. Вскоре гастролирующие танцевальные труппы с гуманоидных планет вошли в число самых популярных видов выступлений на сценах транксийских колоний и метрополии.

Но, по меньшей мере, от грудной клетки и до макушки Трузензюзекс производил впечатление сделанного из резины.

Малайка закончил обмениваться рукопожатиями с ними обоими, а затем преподнес Флинксу еще один небольшой сюрприз. Вытянув голову, коммерсант коснулся носом антенны инсектоида. Так человек мог ближе всего подойти к исполнению традиционного приветствия транксов путем переплетения антенн. Но, впрочем, напомнил он себе, человек, ведший дела со столь многими расами, обязан знать все жесты ради обыкновенной вежливости… и коммерции.

– Садитесь! Садитесь! – проревел он тоном, который, несомненно, считал мягким. – Какого вы мнения о моей маленькой мвензангу, а? Спутница, – добавил он, видя их озадаченность, и дернул головой в том направлении, куда удалилась девушка.

Цзе-Мэллори ничего не сказал, хватило и огонька, вспыхнувшего в его глазах. Трузензюзекс пошел дальше:

– Если я правильно понимаю текущие человеческие ценности, то рискнул бы сказать, что такие пропорции мраморных тел по отношению к ширине тазовой области рассматриваются как необыкновенно эстетичные.

– О, звезды! – заржал Малайка. – Вы, сэр, бесспорно, ученый. Какая сила наблюдательности! Что я могу предложить вам выпить?

– Мне – имбирный лимонад, если у вас есть хорошего года.

– Пхе! Есть, положитесь на мое слово, сэр, вы найдете его приятным на вкус, если вы тот самый Цзе-Мэллори, о котором я слышал. А вам, сэр?