Magenta - Фанфик Гарри Поттер и Тайный грех

— Все чувствует, — тихо сказал Драко. — Я понял. Думал, раз я прихожу к тебе с Герми, это меня оправдывает. Ну что ж… — он умолк.

— Драко, я не могу причинять ему боль, — Гарри взволнованно сжал в кулак мокрую от снега ладонь. — Лучше умру, чем обижу его, пойми! Нам не стоит… э-э... видеться так часто, — сдавленным голосом сказал он.

— Я понял, — голос друга стал холодней тающих на ладони снежинок.

— Нет, ты не понял, — в отчаянии сказал Гарри. — Ты мой друг и для меня много значишь, но…

— Брось, — с горькой насмешкой сказал Драко. — Друг. Растишь в себе хирурга? Отсекаешь лишнее? Ну что ж, Поттер, не буду тебе докучать.

— Драко, подожди, ты…

В ответ раздались гудки отбоя. Гарри вздохнул и отшвырнул телефон на сиденье. Он прикрыл окно и с минуту сидел, зябко обхватив себя руками и чувствуя заползший в сердце холод, который не спешил уходить.

И все же сожалел он только об одном: что не нашел более теплых слов, чтобы сказать то, что давно хотел.

Они с Северусом как-то спорили, что выйдет из союза Гермионы и Драко. Гарри уверял, что у друзей все будет хорошо, в то время как Северус насмешливо кривил губы: по его мнению, шансы мисс Грейнджер стать миссис Малфой были равны трем процентам. К счастью или несчастью, господин вице-председатель был сейчас слишком занят, чтобы окончательно обнулить процентаж, и Драко пока пожинал плоды собственного выбора. Гарри втайне подозревал, что его друг наслаждался обществом не одной только Гермионы — благая весть о том, что Нимфадора благополучно родила мальчика и переселилась с Ремусом в пригород, привела Драко и Гермиону в подозрительное уныние.

Гарри знал, что бывшая сестра во Христе тоже втайне мечтает о ребенке, но сейчас ей было не до того: Гермиона поступила в Университет на кафедру истории религий. Теперь вместо Слова Евангельского Драко доводилось терпеливо слушать разгромные опровержения библейских сказаний.

Снег падал на стекло, шурша мелкими острыми крошками. Солнце давно скрылось, утомившись борьбой с серой завесой облаков.

Гарри заглянул в свое сердце и не нашел там сожаления: слишком близкая дружба с Драко невидимо разрушала что-то внутри него самого — так мягкая морская вода ласкает стены грота, неотвратимо подтачивая скалу.

* * *

Дорожная пробка рассасывалась медленно. Мысли Гарри вновь вернулись к рассказам Рона.

Миссис Макгонагалл создала крупную церковь, подозрительно напоминающую финансовую пирамиду, — пример пастора Риддла не отвратил предприимчивую леди от служения Богу и Мамоне. Как долго продержится община сестры Минервы, было неясно. Северус самонадеянно утверждал, что скоро доберется и до «Наследников Бога Живого» и оставит тех без наследства.

Гарри вспомнил о церкви молодых пасторов Фреда и Джорджа. «Церковь Братьев Благодарных», сказал Рон. Да уж, благодарные рыжие черти! Гарри фыркнул, тряхнув волосами. А впрочем, какая разница, кто чем хочет обманываться, подумал он.

Сестра Роланда, она же мадам Хуч, пристроилась администратором к весьма благодарным братьям — видимо, союз с «Братьями» был особо богоугоден. Большинство поникших было духом последователей Дамблдора перешли к сестре Минерве.

Пастору Альбусу удалось удивить всех вновь: выяснилось, что старик уехал всего лишь в Рединг, то бишь в пригород, ничем не лучший Литтл-Уингинга, и ухитрился открыть там филиал погибшего было «Источника Любви», с той разницей, что новая харизматическая церковь занялась искоренением пороков: Альбус Дамблдор призвал покаяться всех геев Рединга и его окрестностей. Гарри невольно позлорадствовал, узнав, что на весь Рединг нашлось лишь пятеро грешников. В глубине души Гарри подозревал, что свежая затея Дамблдора есть ни что иное, как попытка заработать деньги для себя и Геллерта, и втайне от Северуса выслал пастору небольшой, в его понимании, денежный перевод. Впрочем, дорогой друг, категорически отказавшийся от возмещения оплаты за Университет, устал сердиться и махнул рукой на финансовую деятельность Гарри.

Невзирая на протесты Северуса, треть скромного капитала юного наследника безвозмездно перекочевала в Фонд «Сердце». Никаких дивидендов, кроме понижения налогов, это не приносило, но будущего специалиста по малоинвазивной хирургии это не волновало: мысль о том, что теперь в детском отделении есть новенький селл-сейвер, грела ему душу. Впрочем, Гарри уже начал забывать, что такое детское отделение: Северус позволил ему помогать в святая святых — собственной операционной. Измученный университетскими курсами, Гарри привычно отжимался в спортзале, освежался в бассейне, перекусывал и бежал в кардиохирургию. Последнее отнимало больше всего сил: любящий Северус был неузнаваем и беспощаден в операционной, после чего темными вечерами неутомимо мучил его подготовкой к тестированию.

Когда Рон, разглядывая бывшего брата во Христе, сообщил Гарри, что тот выглядит счастливым, студент Поттер только удивленно моргнул: в последнее время он казался себе мучеником похлеще истыканного копьями святого Себастьяна. Впрочем, по ночам его мучитель преображался, даря истерзанной учебой жертве столько любви и нежности, сколько и не грезилось недоучке Себастьяну.

Гарри с досадой смотрел на вереницы автомобилей, запрудивших трассу. Обидно, что до дома осталось каких-то пару миль. Если бы Гарри умел летать, он бы бросил мистера Ромео моргать аварийными огнями посреди дороги и на бреющем полете помчался бы туда, куда уже долетела душа и мысли.

Поначалу выбор Северуса — маленький коттедж, типично по-английски покрытый соломой и лишь местами черепицей — поразил Гарри своей старомодностью и нелепой сказочностью: по его понятиям, в подобный дом ведьма затащила Гензеля и Гретель поесть сладостей. Дорогой друг искал коттедж так долго и придирчиво, что, внезапно обнаружив то, что виделось ему в мечтах, вцепился в домишко мертвой хваткой и в порыве любви к свежеприобретенной недвижимости едва не раздавил в объятьях ошарашенного риелтора.

Гарри до сих пор подшучивал над соломенной крышей, не желая признаваться Северусу, что на самом деле полюбил старый коттедж: казалось, у домика есть душа. В добротной английской соломе свили гнезда какие-то мелкие пичужки, и Гарри однажды поймал себя на том, что нетерпеливо ждет тепла, когда птицы вернутся и заменят будильник жизнерадостным щебетом.

Вселившись, Гарри беспечно скакал по саду, тыкал палкой в старые птичьи гнезда, бил тряпкой по паутине на чердаке и примелькался Северусу, неутомимо съезжая по перилам крученой деревянной лестницы со второго этажа в холл. Бездумно подписав документы о том, что он является совладельцем здания, представляющую архитектурную ценность восемнадцатого века, Гарри слегка присмирел, но уважения к английской соломе так и не приобрел и вдохновенно пугал Северуса, что однажды сменит ее на шифер.