Владимир Серов - Пересечение

Сегодня с самого утра с моря дул сильный студеный ветер, заставляя Акауду постоянно запахивать свой черный, вязаный из грубой овечьей шерсти кафтан. Казалось, долгожданная весна уже практически полностью вступила в свои права: на деревьях вовсю зеленела молоденькая листва, на полях и лугах уже паслись отощавшие за зиму овцы и козы, поедая свежую сочную траву. И вдруг этот холодный, колючий ветер с севера.

Это была одиннадцатая весна Акауды. Он был крепким, широкоскулым, черноглазым подростком. В отличие от сверстников и всему племени на удивление, волосы у него были не темные, как у всех, а рыжие, точнее золотые, с вечно торчащим хохолком. Отсюда было и его имя 1. Акауда уже чувствовал себя достаточно взрослым, чтобы не только играть со сверстниками, но и помогать деду в его работе, а также много и упорно учиться тому, чему его учил дед. Ко всему прочему, благодаря постоянным физическим упражнениям с дедом, в свои полные одиннадцать он был не по годам развит и силен.

Отца своего он не помнил. Акауде был всего год, когда по зову великого Дравса 2почти все взрослые мужчины из его племени – от мала до велика, в том числе и его отец, ушли сражаться против римлян за свободу и независимость своих земель. Тогда Дравсу удалось созвать под свои знамена несколько десятков тысяч воинов из многих кельтских племен. Здесь были и гельветы, и франки, и белги, и сегваны. Отец Акауды был в составе большого отряда бриттов, переправившегося через пролив на помощь великому вождю по его зову. Все они шли на битву, забыв на время межплеменные распри, лишь бы прогнать ненавистных захватчиков со своих земель. Они не могли простить завоевателям своего унизительного положения данников и жалкой участи множества своих соплеменников, находящихся в рабстве или сражающихся друг против друга на гладиаторских аренах огромной зажиревшей империи.

В той битве Дравсу ценой тысяч павших воинов удалось разбить сильное войско римлян, прогнать их с территории почти всей Галлии и перестать платить огромную дань римским Цезарям. Но отец Акауды, как и многие другие отцы его сверстников, не вернулись домой с той войны, пав на поле брани.

Мать Акауды после известия о гибели мужа так и не смогла оправиться и тихо ушла через год после его гибели. Акауда, как и некоторые другие сироты, остался на попечении племени.

Когда ему исполнилось три года, жрецы-друиды, что появлялись периодически в их городище, прибыли, чтобы забрать на воспитание Акауду и еще двоих малышей в свой храм в центре острова.

В тот самый момент и объявился его дед по отцу, отсутствовавший более двух с половиной десятков лет и давно уже считавшийся погибшим. Все эти годы он прожил в империи, был рабом, гладиатором и наемником, прошел через множество испытаний и лишений, однако удача, пытливый ум и отменное здоровье позволили ему целым и невредимым вернуться к себе домой.

Дед не позволил друидам увезти внука, оспорив своими просто железными аргументами решение старейшин. Он остался жить в городище, поселился в доме своего сына и забрал внука к себе. Устроившись на родине, он за счет своего огромного опыта и знаний быстро добился расположения к себе большинства соплеменников, да и старейшин. Только с друидами он выдерживал строгий нейтралитет, не позволяя жрецам совать нос в свои дела, но и сам не лез в их действия. Жрецы принимали его как равного и полезного для племени, но так и не простили ему того прошлого вмешательства в судьбу малолетнего Акауды, и изредка припоминали ему этот факт.

В быту старый воин был не похож на других мужчин племени. Наперекор местным традициям он острым стальным ножом тщательно выбривал свое лицо, не оставляя ни волоска, в то время как его одноплеменники носили большие и длинные усы. И волосы у него не свисали до плеч, он поддерживал свою прическу поримски короткой. В одежде он поверх широких штанов предпочитал носить короткую римскую тунику, вместо толстых вязаных кафтанов. Ну а его воинские умения заметно отличались от местных, по крайней мере – в племени не нашлось равных ему в воинском мастерстве.

Удостоверившись в этом, старейшины с радостью возложили на него военную подготовку племени, и он взял на себя обязанность научить молодых кельтов воевать с римлянами, передавая им постигнутую собственным опытом науку.

Мелкоту – внука и троих самых толковых его сверстников – дед старательно обучал имперским языкам, учил их говорить, читать и писать на латыни и греческом языке по тем нескольким книгам, которые привез из дальних странствий. А дома с внуком они по тричетыре деления солнечных часов в день разговаривали только на этих языках, дед старался передать малышу максимум того, что знал и умел сам. В этом он резко расходился с друидами, которые были категорическими противниками письменности и делали в своей учебе ставку только на память.

Дед рассказывал Акауде об огромном мире, лежащем через пролив, могущественной империи с ее городами и дворцами, показывал на пергаментной карте, чудом доставшейся ему во время его путешествий, расположение различных государств и народов. Большое внимание дед уделял армии империи, ее организации, вооружению. Он устраивал проверки знаний внука, заставляя пересказывать самые важные факты и моменты. Он как бы подспудно готовил внука к его будущим самостоятельным путешествиям по этому миру. Несколько раз дед брал мальчика с собой на материк, вместе с соплеменниками переправляясь туда по их торговым делам.

Пару дней назад группа молодых ребят в сопровождении четверки взрослых воинов в составе объединенного отряда из нескольких городищ племени отправились на материк. Это был чисто тренировочный конный поход, очень полезный для молодежи в деле отработки навыков и выносливости, да и расширения мировоззрения. Акауда и его сверстники резко завидовали более взрослым ребятам, ушедшим в поход.

Сегодня после окончания утренних уроков, когда мальчик сидел на пеньке и увлеченно строгал ножом деревяшку, чтобы сделать себе новый меч для занятий, к деду пришел Дивициакус, старший жрец-друид, в своем белом балахоне и со скипетром в руке. Только вместо привычного венка из дубовых листьев на голове у него сегодня был белый колпак с шерстяной кистью. По правде говоря, старый друид появлялся в их городище довольно редко, но всегда находил время повстречаться с дедом, даже если последний вовсе не хотел этого.

В присутствии старого колдуна Акауде всегда было не по себе. Тяжелый взгляд черных как ночь очей жреца словно пронзал насквозь, да так, что Акауда просто физически ощущал осторожные чужие щупальца в своем сознании. После каждой такой встречи со жрецом юный кельт какое-то время чувствовал настоящую слабость, и дед, хорошо зная о таком воздействии друида на мальчика, старался использовать любые возможности, чтобы предотвратить их встречи. Поэтому, удачно заметив еще издалека знакомую белую фигуру, старый кельт сказал внуку: