Роман Сенчин - Мы идем в гости

– Нет, он дома. Мы его пригласили на остров, чтоб… Он художник.

– Спидошник, блин… художник! – зло хмыкнул Саня и снова уставился на Татьяну, пригвоздив ее к стене глазами… Казалось, вот-вот ударит. И она почувствовала, как теряется, тает ее уверенность в себе, подаренная солнечным утром детская радость… И лицо Сани было сейчас таким отвратительным, почти уродливым и одновременно – притягивающим.

…У них были странные отношения. Жили рядом, играли на одних детских площадках, учились в параллельных классах: она в «б», а он в «в». Сначала Саня проявлял к ней внимание, гоняясь на переменах, но оберегая от других мальчишек; классе в четвертом стал провожать ее домой, даже портфель предлагал понести, угощал печеньками и яблоками, но потом это прекратилось – у него появилась своя пацанская компашка («толпа», как ее называли), и девчонок там принципиально не замечали…

В восьмом классе, когда их стали пускать на субботние школьные дискотеки в актовом зале, Саня пристраивался к ней танцевать, но на медленные танцы не приглашал – это было не принято у них, у таких пацанов, медленные танцы в обнимку… По вечерам они иногда сидели на скамейке во дворе вместе с другими парнями и девчонками. Пели песни с матерком или старую «В нашу гавань заходили корабли», выпивали за вечер на всех две-три бутылки пива… Несколько раз, доведя Татьяну до подъезда, Саня целовал ее в щеку. Неловко, неумело – скорее больно, чем приятно… И это продолжалось уже больше трех лет – общие со всеми танцы, общие со всеми посиделки во дворе, редкие и малоприятные чмоканья-тычки на прощание. Одно и то же… Внешне он превратился в здорового, почти взрослого парня, а поведение осталось, как у тринадцатилетнего; он будто не замечал, что Татьяна ждет большего. А они даже никогда не разговаривали нормально наедине, не гуляли, а лишь перебрасывались какими-то короткими, мелкими фразками…

И сейчас, глядя на него – на ее глазах, вместе с ней выросшего, которого все (и она сама) считали ее другом, но с которым, как она только сейчас ясно поняла, ее ничего не связывает и, может, еще много лет ничего не свяжет, – который сейчас стоял перед ней и, вместо того чтобы что-то сказать важное, нежное или повелительно-жесткое, просто прижал ее к стене, расставив ручищи, тяжело, словно пробежав три километра, дышал, она вдруг разозлилась:

– Все, не хочешь – не надо! И пусти. Все! – Оттолкнула одну из рук-дубин. – Он нормальный человек, с ним беда случилась… С ним говорить интересно!

– Ну дак!

– Да! – еще сильнее распалилась Татьяна. – И рисует классно!.. Ему надо помочь. Человек не может один.

– Ага!

– Вот, только агакать и можешь. – Она стала спускаться.

– Погоди!

– Что?

– Не надо с ним… Погоди, я оденусь и щас пойдем куда-нибудь… Давай в «Лакомку»? У меня башли есть…

«Лакомка» было лучшим кафе в городке. Но кафе не для взрослых. Там продавали вкуснющие заварные пирожные, в стеклянных холодильниках-витринах стояли лотки с разноцветным мороженым; детям там устраивали дни рождения… Татьяна громко фыркнула. Побежала вниз, шелестя по бетонным ступеням подошвами кроссовок.

Славик стоял на пирсе; всегдашний ветер с озера раздувал его длинные густые волосы, шевелил полы черного, совсем не для похода пальто. К ноге была прислонена деловая сумка с кармашками и молниями.

– Приве-ет! – увидел их, обрадованно махнул рукой. – Я здесь!

– Как в театр собрался, – поморщился Мишка.

Подошли, поздоровались за руку. Пальцы у Славика были длинные и подвижные, и, когда соединились с пальцами Татьяны, как-то легко с ними переплелись, но тут же выскользнули, исчезли.

– У нас лодка там, – мотнул головой Мишка в сторону кособоких крошечных сараюшек; всю дорогу сюда он помалкивал, ни к кому заходить больше не предлагал, да и у Татьяны настроение после стычки с Саней подпортилось…

Растащив в стороны просевшие воротца, Мишка вытянул за цепь к воде четырехместную старенькую дюральку. Цепь ссыпал на дно.

– Червей только копну – и поплывем. – С консервной банкой, развалисто, он направился к сваленным в кучу трухлявым доскам и обрывкам толя.

Славик сладковато вздохнул.

– Да-а, красиво у вас. Необычно по крайней мере… А летом жарко?

– Да нет, – пожала Татьяна плечами, – не особенно. С воды надувает…

– Вот это замечательно! Я жару, признаться, не переношу. Сразу плохо становится. Голову как будто горячий обруч сжимает…

– У-у…

– А мы на этот архипелаг отправимся? – показал Славик в сторону островков.

– Нет, Мишка решил на Монаший. Он там… Отсюда не видно.

Татьяна все посматривала в сторону города – со страхом, но и странной надеждой, ждала, что вот-вот появится Саня. И что-то произойдет. Настоящее.

– Ну чего – садимся, – по-взрослому грубовато бросил Мишка, столкнув лодку в воду, – часа два плыть, а уже обед.

Грести Славик, как они и думали, не умел. Когда все же решил попробовать, лодку стало водить, она поворачивала то в глубь озера, то обратно к берегу; передохнув, Мишка снова занял место на веслах.

– А мотора… ф-фу-у… мотора нет? Я видел, на таких лодках с мотором… летают, – сказал Славик, загнанно отдыхиваясь.

– Хорошо хоть лодка есть, – бормотнул Мишка. – Батя еще купил.

Татьяна решила объяснить:

– Мотор продать пришлось. Да и таскать его туда-сюда… Он очень тяжелый.

– Не в тяжести дело, – перебил брат, равномерно, но резковато толкая воду веслами.

Было тихо и пусто в воздухе, как это часто бывает осенью в хорошие дни… Брошенной таинственной крепостью казались сейчас старые, на высоком каменном фундаменте склады, как какой-то разбитый броненосец, чернела у пристани полузатопленная баржа; кое-где на глади озера застыли рыбаки с удочками. Вдалеке над одной точкой – над мертвой или больной рыбиной – суетились, но почему-то молчком, без криков, чайки… А высоко в небе дул, видимо, сильный ветер: мелкие хлопья туч мчались куда-то на юго-запад и то и дело заслоняли горячее солнце. И вода то искрилась и казалась прозрачной, доброй, то в один миг превращалась в почти черную, густую, тяжелую, как гудрон. Но тучи сдергивало с солнца – и снова вокруг веселело…

– Красиво как, – вертя шеей, щупая и запоминая окружающее, все повторял Славик. – Озеро большое, да? Даже берегов не видно.

– Еще б! – гордо усмехнулся Мишка. – Самое большое по области… Это, Рыбинское, больше, конечно, но оно-то не настоящее, а наше… Наш город – в курсе? – один из самых старых вообще в России.

– Да? – недоверчиво, с полуулыбкой удивился Славик.

– Ну да. Киев, Новгород, Ростов, а потом наш где-то в то же время. Даже Ярославля еще не было!

– Интересно. Надо историю полистать…

Мишка положил весла на борта, с удовольствием морщась, посжимал пальцы, покрутил плечами. Сказал совсем уже взрослым, старожильим голосом: