Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

И вот теперь он сидит на обочине и смотрит на взлетающие самолёты. Один из них увозил его счастье. А как всё начиналось? Память быстро открутила назад двадцать три года. Он сидел тогда на партсобрании и, как обычно, читал книжку. Терпеть не мог он эти собрания и пустопорожнюю болтовню. Не слушал штатных ораторов, считал собрания потерей времени, но это был безусловный атрибут того, советского бытия. В тот день, не успел он прочесть и пару страниц, как ему передали записку из приёмной. Содержание было кратким: «А. С. срочно к телефону». Что бы это могло быть? Долго он голову не ломал. Срочно, так срочно. Поднял голову, поймал взгляд председателя собрания, жестами показал ему: «Одна минута, к телефону», писать записку в президиум с просьбой отпустить на минуту не имело смысла. Председатель согласно кивнул, Алексей тихонько пробрался к боковому проходу и на цыпочках вдоль стены проскользнул к выходу. Рита, секретарь ректора, ожидала его с трубкой в руке.

– Там какой-то генерал строгий, говорит, срочно Сидорова к телефону. Срочно! Ну, вот я и решилась вас с партсобрания вызвать.

Лёшка улыбнулся.

– За то, что с партсобрания вызвала, спасибо, развеюсь, ну а с генералом разберёмся. Он назвался?

– Да, только слышимость плохая, я фамилию толком не разобрала. Не то Юрин, не то Юркин, какая-то такая.

Но Лёшка и без неё уже понял, кто звонил: его давний, ещё с детства, друг Толька Юрьев. С первого класса они сидели за одной партой, были не разлей вода. Вместе гоняли мяч во дворе, бегали на речку, а потом и на свидания. Бывало, влюблялись в одних и тех же девчат, ссорились, мирились. У обоих не было ни братьев, ни сестёр, они сами были как братья, а может быть, и больше, чем братья. По окончании школы судьба развела их: Юрьев поехал в мореходку – мечту своего детства, а Лёшка поступил в институт здесь же, в Москве. Долгие годы они виделись лишь изредка, когда Анатолий приезжал в отпуск. Он стал моряком-подводником и всё скитался по морям-океанам, а потом военная судьба возвратила его в родные пенаты, домой, в Москву, в академию. Друзья вновь стали неразлучны. Оба женились и теперь дружили семьями. Юрьев нередко звонил Алексею в рабочее время и, если трубку брал не Сидоров, срочно просил его к телефону, представляясь генералом или адмиралом. Лёшка сердился.

– Нужно быть, а не казаться!

Юрьев парировал:

– Скучный ты человек, Сидоров! Как и твоя фамилия. Был бы, в конце концов, хотя бы Сидор [1]! Это я понимаю. Нужная вещь! А то Сидоров! Очень уж ты правильный! Всё знаешь: что хорошо, что плохо. Что полезно, что вредно! Например: мясо – вредно!

Лёшка сердился.

– Ну что ты хреновину гонишь?

– Ладно, малый назад. Насчёт мяса погорячился. Но жить надо веселее. В этой жизни и показаться иногда не грех. И вообще – для тебя же стараюсь! Представляешь: тебе адмирал звонит, а ты берёшь трубку и говоришь: «Привет, Толян!» Разговариваешь, как с равным! А то и послать можешь! А товарищи по работе слышат, как ты разговариваешь с адмиралом, и что думают? Я ж тебе авторитет поднимаю! Да и к телефону тебя звать – бегом бегают! Так что ты мне за это генеральско-адмиральское шоу ещё должен! А адмиралом я всё равно буду, не волнуйся, дай срок.

Поэтому-то Алексей сразу и понял, кто звонит. Но Толька сейчас далеко, на Тихом океане. У них там ночь. Что бы это могло быть?

Он взял трубку, нарочито серьёзным голосом сказал:

– Сидоров. Слушаю.

– Слушай, Сидоров, – сказала трубка, – собирайся быстрей и дуй в роддом. Ленка родила. Дочку.

Лёшка обалдел.

– Как родила? Рано же ещё?!

– Рано, рано! Никто и не ожидал! А она взяла и родила! Семимесячную. Лиза её в роддом отвезла, думала – на сохранение, а она – бах – сразу и родила!

– А ты откуда знаешь? Я здесь – и не знаю, а ты знаешь.

– Да какая разница, откуда я знаю? Ну что ты телишься? Это я фиг знает где, а ты в Москве! Бери Лизу, она, небось, тоже не знает, что подруга уже мамой стала, и жмите к Ленке, всё узнаете, что там да как, а утром я тебе позвоню, расскажешь. Всё, давай.

И он отключился. Лёшка даже поздравить его не успел. Вот дела, так дела. Все, конечно, знали, что Лена беременна, ждали её ребёнка, но срок-то ещё не наступил! Вроде всё протекало нормально, ничего не предвещало досрочных родов. Правда, Юрьевы были женаты уже три года, а детей всё не было. Врачи говорили, что у обоих со здоровьем всё в порядке, но всё было, как было. А месяцев семь тому назад, когда они в очередной раз завалились вчетвером в «Славянский базар» и начали заказывать выпивку, Лена вдруг говорит:

– Мне белого сухого.

Ну, сухого так сухого. Заказали, а когда официант отошёл, Толя нежно так, по-отечески, спрашивает жену:

– Ты здорова? Может, и в ресторан мы напрасно пошли?

Дело было в том, что их компания, и мужчины, и женщины, прочим напиткам предпочитала водку.

Поэтому-то неожиданное заявление Лены и озадачило присутствующих. А Ленка обвела всех своим вечно загадочным взглядом и спокойно так сказала:

– Здорова-то я, здорова, но, кажется, немного беременна.

Какое-то время все сидели с открытыми ртами и смотрели на неё. Неужели? Неужели свершилось? Первым вышел из оцепенения будущий отец. Огромный Юрьев шумно отодвинул стул и бросился к жене. Оббежал вокруг стола, склонился к ней, обнял своими огромными ручищами так, что Лена сразу потонула в его объятиях, счастливо улыбнулась, зажмурилась и пропищала оттуда, изнутри, из Юрьева:

– Ну, отпусти, теперь со мной нужно нежно обращаться, осторожно. Беречь и лелеять. Пылинки сдувать. Заботиться и всё для меня делать. А я тебе за это сына рожу.

– Ладно, – сказал Юрьев, – я с тебя и так пылинки сдуваю. Один раз в день. Теперь буду чаще. Потом сел на место.

– Неужто правда? Дождались. Напьюсь. Сегодня обязательно напьюсь. И вас приглашаю. А ты, – это уже к жене, – один глоток. Ещё родить надо! Так что пей поменьше, ешь побольше – сына кормить надо!

Они еле дождались, когда принесут выпивку, и тут же Юрьев заказал ещё. Выпили по первой без закуски, а потом и напились – будь здоров. Только Ленка за весь вечер один глоток из своего бокала отпила, а остальное время смотрела на них своими огромными счастливыми глазищами, молчала и не останавливала весёлую пьющую компанию.

Все эти семь месяцев Толя её буквально на руках носил, написал ей распорядок дня, повесил его на видном месте, как на корабле, и требовал неукоснительного соблюдения. Заваливал свою любимую овощами, фруктами и цветами, сам убирал квартиру, мыл посуду и даже гладил.

Лена чувствовала себя хорошо, беременность переносила легко, почти без токсикоза, во всём слушалась мужа, рекомендации врачей выполняла неукоснительно, и вот на тебе – семимесячная, да ещё девка!

На партсобрание Алексей и не подумал возвращаться. Позвонил Елизавете, сообщил ей новость, договорился о встрече и полетел в роддом.