Виктор Горюнов - Фёдор По

– Но она не будет настоящей,– вдруг заговорил Федя,– я уже ни раз убегал обратно, к вам. Я каждый раз бежал назад. И ни разу ни дошёл до конца. Я хочу увидеть настоящий мир. Пусть даже если я там никто, если урод, и если недолго осталось. Всё равно я хочу увидеть его. Вдруг он красивый, такой красивый, что здесь я не смогу представить ничего подобного! Я должен увидеть его. А к вам я всегда успею вернуться. Вы просо фантазия. А там, вдруг меня всё же ждут? И ждут настоящие люди? Я сделал свой выбор.

Фёдор поднялся на ноги и дал руку Нюре.

– Ты не уйдёшь так просто,– рогатый набросился на Федю со спины, обхватил руками и принялся тащить обратно,– восьмой, восьмой, я девятый, объект выходит испод контроля. Примите меры. Примите меры.

Баба Нюра тоже вцепилась в Федю.

– На это раз я не отдам тебя!– кричала старушка,– отбрось свои страхи, они кормят его, отбрось сомнения, они дают ему силы и время! Ты нужен нам! Вернись к нам! Ты же понял, что он твой враг.

– Заткнись, старуха!– Выкрикнул дьявол.

– Он не дьявол. И мир, система эта больше иллюзия, чем фантазия! А он агент по контролю. Если ты сдашься, то тебя затянет обратно и ты больше никогда не увидишь свой мир, не увидишь родителей и друзей!

– Ахтунг!– орал дьявол,– ахтунг!

– Выброси страх!

Фёдор сделал выбор. Он расслабился и абстрагировался от всего окружающего, освободив своё сознание, руки дьявола соскользнули, а сам он улетел в пустоту, растворяясь в ней. Федя уверенно и твёрдо взял бабу Нюру за руку и сделал оставшиеся несколько шагов. Линия исчезла. Осталась пустота, он и Нюра. Старушка протянула к нему кривой кинжал.

– Теперь ты должен убить меня, так ты полностью освободишь своё сознание, убей, и выпей моей крови. Потом ты растворишься и увидишь реальность.

– Но, я не могу тебя убить,– промямлил парень.

– Что за чушь! Ты дошёл до конца, избавился от агента, а теперь не хочешь открыть глаза? Дурень, если ты промедлишь, тебя насильно запихнут обратно! Медлить нельзя! Ты слышишь? Возьми кинжал.

Федя взял. Он смотрел на старушку полным непонимания и жалости взглядом. Он не хотел убивать. Зачем? Ведь она говорила, что она не фантазия.

– Я фантазия лишь частично, эту часть ты и должен убить сейчас. Смелее! Ты последняя надежда! Если ты этого не сделаешь, то умрёт очень много людей, настоящих людей, пойми! А я лишь фантазия! Сделай это!

Федя ткнул, из живота старушки засочилась кровь. Он вытащил и ткнул снова. Теперь кровь сочилась и из груди.

– Как жестоко!– шептал Федя.

– Это, чтобы тебе было сложно вернуться,– улыбалась Нюра,– продолжай.

Парень со слезами на глазах принялся резать горло вопрошающей. Руки тряслись, мышцы бунтовали, но он резал, резал.

– А теперь выпей мою кровь,– в последний раз сказала старушка и закрыла глаза, испустив дух.

– Хорошо,– шепнул парень и принялся пить кровь. С каждой каплей голова становилась всё тяжелее и тяжелее, тело становилось как будто каменным, и как-то плыло всё вокруг. И эта боль в каменном теле! И этот запах! Какая вонь! Какая слабость! Он уже не чувствовал ни старушки, ни её крови. По всему телу бежал холод, его трясло, мышцы судорожно сокращались, что-то текло изо рта.

Неожиданно для себя он почувствовал, как кто-то взял его за подбородок и запрокинул его голову, вливая что-то в глотку. Приступ постепенно прекратился, Федю уже не трясло, но тело по-прежнему оставалось каменным, а голова тяжёлой. Настолько, что даже веки не хотели подниматься.

– Открой глаза,– услышал он тихий мужской голос,– открой глаза.

Федя напрягся изо всех сил и всё же сумел поднять веки. Яркий свет ударил в глаза, доставляя ужасную боль, от которой все мышцы тела пришли в действие, он поднялся на ноги и принялся тереть веки, пытаясь всё же что-нибудь увидеть. Постепенно зрение пришло к нему.

Камера! Он очнулся в тюремной камере! В углу воняла параша, где-то за стенкой пищали крысы, облупленные стены покрывала влага, ржавые железные прутья загораживали выход, а перед ним стоял буддист!

– Сейчас придут агенты,– заговорил монах,– тебе вколют наркотик. Притворись, что снова погружаешься в свой мир. Это важно. У меня есть антитело к этому веществу. Они не знают об этом. Но ты его уже выпил. Больше наркотик не подействует.

Глава двенадцатая – козырь червы

Сакья, так звали буддиста, провожал взглядом агентов, которые только что ввели заключённым наркотик. Решётка камеры закрылась, и они медленно удалились, болтая о чём-то на своём языке и важно размахивая руками. Монах выждал ещё несколько минут и посмотрел на своего сокамерника, тот так и вжался в облупленный угол, обхватив руками коленки и раскачиваясь из стороны в сторону, его взгляд был направлен в одну точку и излучал признаки адаптации: лёгкое безумие и судорожный водоворот мыслей.

– Скоро привыкнешь,– заговорил Сакья,– тебе просто нужно понять, что всё, чем ты жил – лишь игра воображения, вызванная наркотическим опьянением. Реальность здесь. Она жестока, но это временно. Скоро мы убежим отсюда. Ты Индиго, я шаолинский монах! Прорвёмся! Нельзя сдаваться. Только вот силы восстановить нужно. Но у нас с тобой есть на это время. Агенты только раз в неделю приходят. Потому как наркотик действует семь дней обычно. Они, правда, здесь тоже не из бумаги сделаны. У них здесь контроль особый за сознанием. Они могут проникнуть в фантазию любого заключённого. Но я умею отводить им глаза. Я умею создавать иллюзии. Это и поможет нам выбраться,– Федя молчал и смотрел под ноги отсутствующим взглядом. Казалось, что он лишился ума,– Да,– продолжал буддист,– наркотик всё же повредил твой мозг. Но ничего, я помогу тебе. Я сделаю тебя таким, как прежде. Неуловимым и бесстрашным Индиго! Грозой Системы! Палачом режимной мрази!– здесь Федю передёрнуло – что-то мелькнуло в памяти. Но он по-прежнему раскачивался и смотрел в одну точку.

Перед глазами до сих пор мелькали события из его фантазии. Особенно много воспоминаний и некую особую досаду вызывала Валия – любовь, потерянная в дебрях наркотического опьянения. Как жестоко! В один миг разрушить целый мир и осознать, что всё, чем он жил там, всё без остатка – всего лишь галлюцинация!

– А ты и есть баба Нюра?– неожиданно спросил юноша сокамерника и удивился своему хриплому, осипшему и дрожащему голосу.

– Так точно,– отвечал монах,– я проник в твоё сознание так же, как и агенты. Это нужно было для того, чтобы вытащить тебя.

– А ты не мог сразу ввести мне антитело?

– Мог,– задумчиво произнёс буддист,– но тогда ты бы полностью потерял рассудок. И твой мозг не выдержал бы. Ты бы умер, от кровоизлияния…

– Понятно, – не дал договорить заключённый,– а теперь я жив,– он поднялся на ноги, что далось с трудом, и начал медленно перебирать ими, расхаживая по камере взад-вперёд, разминаясь и думая о чём-то, в то время, как Сакья наблюдал за ним,– давно я здесь?– спросил Федя.